Не из‑за его ли присутствия Игрек расчувствовался?
Когда маленькая Ира повернулась к нему спиной, глюк понял, что никогда в жизни больше ее не увидит, то есть она умрет для него, а он — для нее. Так же, как Тина. Недаром душа Ведьмы подает ему знак.
Хорошо, когда не знаешь, что теряешь! Утратив уже две жизни, Долговязый не хотел расставаться с теми, кто населял его третью жизнь.
Душа Тины с нежностью поцеловала Игрека в губы, и соленая влага застлала ему свет.
* * *
Покинуть плачущего человека Ира не могла, даже если он с тараканом. Но и обнаружить его слабость барышне мешало воспитание. Поэтому она сделала вид, что ничего особенного не происходит.
— Вообще-то меня зовут не Ира, — доверительно сообщила прелестница. — А вас?
— Меня тоже, — твердо проговорил Игрек, что потребовало от него усилий. — Не Ира.
— На самом деле я Юля. Так меня назвали родители. А Ирой я назвала себя сама.
— Можно я вас буду называть Ириной?
Девушка с важным видом кивнула.
— Приятно, что вы не пошли на поводу у моих родителей.
На языке у Ирины вертелся опасный вопрос: «Кто вас назвал Игреком?» Страх услышать в ответ: «Мой врач» — увел ее в сторону.
— Там, где вы живете… — изысканное воспитание мешало Ирине назвать обиталище чувствительного юноши.
— В психушке! — помог ей Игрек.
— Там не найдется для меня местечка?
— Чем вы страдаете? — осведомился душевнобольной со всепонимающей миной, свойственной доктору Ознобишину.
Ирина в задумчивости переспросила:
— Страдаю? Разве у вас живут только те, кто страдает?
— Обязательно нужно чем‑нибудь страдать, — авторитетно заверил девушку опытный псих.
— Разве нет сумасшедших, которые не страдают, а радуются?
Игрек вынужден был признать правоту мечтательной барышни.
— Все равно какой-то бзик у сумасшедшего должен быть!
— Бзик у меня есть! — Ирине жаль было расставаться с потаенным, но она предвидела радость от совместного владения ее тайной. — У меня такой бзик, что только держись!
— Годится не всякий! — с осторожностью заметил Игрек, опасаясь разочаровать девушку тем, что она вполне нормальна. — У здоровых людей тоже бывают бзики. У одного, например, была привычка спать в одной постели с курицей. Но его к нам не приняли.
— А он хотел? — удивилась Ирина.
— Его привела жена.
— С курицей может спать только сумасшедший! — глубокомысленно изрекла Ирина.
— Ты бы посмотрела на его жену! — Игрек незаметно перешел на «ты». — Нормальный с ней спать не станет.
— Кого еще не приняли в ваш дурдом? — Ирина всерьез озаботилась устройством в психушку, хотя никогда прежде об этом не помышляла.
— Жена привела к нам мужа… скотоложника.
— Та же самая?
— Другая. Тот дядька с курицей просто дружил.
Скользкая тема не смущала кроху, столь велик был ее интерес к вывихам сознания, но этикет требовал уточнения:
— Вам неприятен этот разговор?
— Приятен. С тобой… Ты меня называешь на «вы», потому что я сумасшедший?
Ирина устыдилась, что ее заподозрили в подобной низости.
— Я сама такая!
— Тогда мы должны перейти на «ты».
— С удовольствием, — улыбнулась Ирина, польщенная тем, что ее причислили к братству сумасшедших. — Скотоложник был настоящим? Он предавался пороку не только в своих мыслях?
— Дядька жил со своей собакой как с женой.
— А с женой — как с собакой?
— Чтоб доказать скотоложество, жена принесла к нам в Воробьевку щенков от этой суки.
— Она хотела сказать, что их отец — ее муж?
— Тетка уверяла нашего доктора, что щенки похожи на него.
Ирина оборвала смех, вспомнив, что смеяться над чужой бедой нехорошо.
— Чем это кончилось?
— Жену оставили в Воробьевке.
— А скотоложник преспокойно вернулся домой?
— В том-то и дело. Наш доктор (в который раз уже Игрек вспомнил Ознобишина!) сказал, что мужик был не настоящим скотоложником. Он делал вид, что живет со своей собакой, чтоб насолить жене. И свести ее с ума. Но вообще-то щенки на самом деле были на него похожи.
— О! — только и проронила Ирина под впечатлением нешуточных страстей, бушевавших в желтом доме.
Белолицый Игрек порозовел от гордости за свой приют: не на помойке обретается!
* * *
Долговязый рассказал девушке лишь о своем загадочном недуге: потере памяти, умолчав об удивительном даре внушения.
В ответ Ирина поведала глюку о своей тайной радости.
Она видит чужие сны.
Пришел черед Игреку воскликнуть: «О!». Таких глюков в Воробьевке еще не видели.
Недоверчивая улыбка дылды задела Ирину.
— Ты мне не веришь?
Игрек глуповато ухмыльнулся.
— Ты спишь рядом с другим человеком… — начал он.
Сумасшедшая барышня не терпела пошлостей.
— Я ни с кем рядом не сплю! В одной комнате со мной спит человек. А я сижу с закрытыми глазами. И вижу все его сны.
Игрек с умным видом изрек:
— Почти всегда мы не помним наших снов!
— А я помню. Чужие. Даже когда спавшие ничего не помнят.
— Как же ты узнаешь, что видела их сны, а не свои собственные? — глюк уел Ирину.
Подозрения в шарлатанстве кроха не вынесла.
— Узнаю, не беспокойся! Вы все в Воробьевке такие сумасшедшие?
— Не надейся, тебя к нам не возьмут!
— И слава Богу!
* * *
Перебранка, достигнув предела, за которым следует мордобой, неожиданно улеглась, завершившись миром.
Первым прыснул Игрек:
— Я болван!
Ирина подхватила его смех:
— Это я болванка!
Чувство вины из‑за своей скандальности, испытанное обоими глюками, толкнуло их друг к другу.
— Ты правда мне не веришь? — посерьезнев, спросила Ирина.
— Как тебе сказать… — помялся Игрек.
— Но ведь все легко проверить!
— Каким образом?
— Ты спишь со мной в одной комнате, а я сижу рядом…
Игрек изобразил на лице сомнение.
— Ну пожалуйста! — уговаривая дылду, Ирина просительно заглядывала ему в глаза.