— …Умирая, она говорила о том, что ведьмы бессмертны…
— Какие ведьмы? — помертвел Игрек. — При чем тут ведьмы? Что ты несешь!
— Когда девушка умерла, ты прошептал: «Алевтина»…
Ирина увидела растерянного парня с уныло повисшим пенисом.
— Тебе надо пи-пи? — впервые барышня съехидничала — с невинным видом. — По коридору направо.
Игрек спохватился. Торопливо привел свой туалет в порядок.
— Извини. — Больше всего на свете срамнику хотелось исчезнуть отсюда. И вообще с лица земли. — Откуда ты узнала про ведьму?
— Она действительно ведьма?
Игрека удивила простота, с которой юная особа осведомилась о невероятном: будто спросила, впрямь ли Алевтина санитарка. Привыкший к воробьевских феноменам, глюк отметил, что девчушка обладает опасным свойством: умеет отшибать память. Впервые после знакомства с ней Игрек вспомнил про Алевтину. А до того, как он увидел маленькую балерину, Ведьма не вылезала у него из головы. Хорошо хоть, потеря памяти оказалась обратимой. Псих все вспомнил, но признать существование возлюбленной (вернее, несуществование) не желал. Ни за какие коврижки! Тоже феномен крохи?
— Я не видел этого сна!
— Бывает.
— Что ты видишь мои сны, а я их не вижу?
— Ты их забываешь до того, как проснешься…
— А ты?
— А я после. Можешь не сомневаться. Забываю.
Игрека позабавило, что девчушка с серьезным видом заявляет о сохранении тайны чужих снов. Может, хоть в газетах описывать его ночные кошмары.
Присутствие души Ведьмы Игрек ощущал, но никакой враждебности она не выказывала, хотя наверняка уловила горячее желание Игрека овладеть крохой.
Легкий охлаждающий ветерок, похожий на поцелуй любящей души, овевал глюка изнутри. Игрек счел это разрешением Алевтины на его соитие с балериной. Оставалось только получить одобрение любовных поползновений от самой Ирины.
— Познакомь меня с ней! — попросила хозяйка дома.
«Возможно, желание знакомства с призраком из чужого сна возникло у Ирины из‑за присутствия души Ведьмы», — догадался Игрек. Но свои мысли он давно научился скрывать.
— Ладно, — буркнул дылда, страдая из‑за того, что охмурять дам еще не умеет. В Воробьевке ему этого искусства не требовалось: Алевтина и Люся сами всегда стремились соблазнить завидного кавалера. На пипиську, лопавшуюся от желания, балерина почему-то не откликнулась. В Воробьевке эта любовная уловка считалась безотказной. Какого же малютке рожна надо?
— Алевтина… — прошептала Ирина, пробуя редкое имя на слух. Она облизнулась, словно и на вкус его попробовала. — Аля… Тина… Я хочу с ней познакомиться немедленно!
Наконец-то присутствие в комнате Игрека было замечено.
— Пока это невозможно…
Если бы простодушному парню объяснили, что его уклончивость вызвана желанием привязать к себе балерину, он подивился бы своему хитроумию. Потом, может, устыдился бы. Или возгордился. «Терра инкогнита», как говаривал про Игрека доктор Ознобишин. Глюк не имел ничего против того, чтобы быть неизвестной землей, осваивая ее каждый день и не ведая при этом, каких выкрутасов ждать от себя в любую минуту.
— Я хочу Алевтину! — капризно повторила избалованная девочка.
— Алевтины не существует!
Неожиданно Игрек открыл чокнутой правду.
Но верят только вранью. Это Игрек уже успел усвоить в Воробьевке.
— Неправда! Она живет в Воробьевке? Я туда хочу!
«А я хочу с тобой в постель!» — у Игрека хватило ума не обнародовать тайные желания.
Впрочем, у него так топорщились брюки в срамном месте, что тайное давно стало явным. Сначала барышня по наивности подумала, что в штаны к нахалу забралась мышь. Но то, что он с гордостью продемонстрировал, вызвало у Ирины легкое омерзение, вполне сравнимое, кстати, с тем, что она испытала бы, выскочи из ширинки психа живая мышка.
— Алевтины в Воробьевке нет!
— Где же она?
— Алевтина везде… — не солгал Игрек.
И даже возбудил у желанного существа интерес к своей особе.
— Алевтина везде? — в задумчивости повторила Ирина. — Ты морочишь мне голову!
— Ты мне тоже!
— Разве я тебе не доказала, что вижу чужие сны?
— Конечно, нет!
— Как же я узнала про твой секс с Алевтиной? — безмятежно поинтересовалась девушка, как бы не замечая взвинченности психа.
Ирина опустила глаза, чтоб самолюбивый нахал не разглядел в них победного блеска.
«Ничего не понимаю! — затосковал Игрек. — Я такой обольстительный! Люська не врет, что у нее трусики становятся мокрыми, когда она видит меня голым. Правда, она имеет в виду мою жопу, когда делает уколы…»
Проверять на балерине обольстительность своей попы Игрек не стал. Он ощутил, что связан с Ириной множеством паутинок. Долговязый осторожно попробовал их как бы на разрыв, опасаясь спугнуть удачу. Смешные страхи! Глюк забыл, что паутинки по его воле становятся крепче канатов. Но разорвать их может неосторожное слово или дурацкий жест. Чего стоила, например, недавняя демонстрация глюком своей мужской гордости! После такого знака доверия между ним и Дюймовочкой осталась выжженная земля!
Долго противиться искушению испытать свою силу Игрек не умел. Всегда был первой жертвой прихотей поселившегося в нем беса.
* * *
Изысканная балерина сняла с серванта хрустальную вазу и с обворожительной улыбкой протянула гостю:
— Сделай сюда пи-пи… Я прошу тебя.
— Неудобно… — якобы замялся Игрек, хотя испытывал потребность в неприличном поступке.
— Я прошу тебя, милый. Твоя дивная пиписька в вазе меня возбудит…
— Только ради тебя!
Долговязый проделал требуемое, испытывая воодушевление от того, что барышня была в его власти.
— Очень красиво! — восторженно оценила Ирина результат.
Дылда не стал спорить. Наполнившись зеленоватым содержимым, хрусталь в самом деле очень выиграл.
— Поставь, пожалуйста, вазу на место, — попросила балерина.
— В туалет?
— Такую прелесть! На сервант.
Сладострастный бес лихорадочно зашептал Игреку:
«Пусть девчушка разденется! Ее пипочка уже мокрая! Все пройдет, как по маслу! Она кончит сразу, как только ты воткнешь свой цветок в ее вазу!»
«Заткнись, скот! — грубостью Игрек охладил горячность беса. — Я делаю, что хочу!»
«Ты этого хочешь!»
«Я хочу этого не хотеть!»
«А хочешь еще сильней!»
«Чтоб ты сдох!»