– Давление, – сказал я. – Оно случайно не повысилось?
– Давление низкое, – сказал Накис, снимая с руки шефа надувную манжету и внимательно глядя на меня, – девяносто на шестьдесят… Я бы рекомендовал…
– Он все знает, шеф, – по-русски сказал я. – Он успел нас заложить. Полиция будет через два часа.
– Я бы рекомендовал… – медленно вставая и не сводя с меня глаз, повторил Накис.
Я вынул из кармана браунинг, снял с предохранителя и навел на Накиса:
– Спасибо, доктор. Вы свое дело сделали. Руки за голову! – И по-английски же спросил: – Что с ним делать, шеф? Пристрелить?
– Вы не можете меня убить, – бледнея, проговорил Накис. – Я подданный Греции. Мы друзья России. Вы не можете допустить международный конфликт.
– Он знает, что мы русские, шеф…
– А что он еще знает?
Я перевел его вопрос Накису. Руки за головой, доктор поспешно заговорил, то и дело переводя взгляд с шефа на меня:
– Вчера на сайте яхтклуба, членом которого я являюсь, Интерпол поместил объявление о розыске яхты с тремя русскими. Там написано, что убит сотрудник Интерпола, а один русский предположительно имеет огнестрельное ранение. Я понял, что это вы.
– Он понял… – сказал я по-английски. – Умный очень. А стучать зачем?
– Pardon? – наставляя ухо, нервно переспросил Накис, боясь упустить важное для себя и своей жизни слово. С него катился пот.
– Докладывать зачем?
– Я не докладывал. Это вы нас остановили.
– Мы остановили, чтобы попросить о помощи.
– Разве я не пытаюсь помочь?
Я усмехнулся:
– Что с ним делать, шеф?
– Связать и запереть. И подругу его.
– Уже сделано.
– Молодец.
У нас еще была лишь пара наручников – шеф иногда пользовался ими для любовных утех. Не опуская ствола, я нашарил их в верхнем ящике тумбочки возле кровати, бросил под ноги Накису, и он сам их на себе послушно защелкнул. Я велел ему сесть на пол. Пот обильно бежал по его крупному смуглому лицу, будто это он, а не шеф, был ранен.
– Что вы с нами сделаете? – спросил он. – Убьете?
– Почему бы и нет, – сказал я.
– Это может привести к ухудшению дипломатических отношений…
– Плевать мне на дипломатические отношения! – сказал я.
– Мы вам ничего не сделали… – сказал он.
– Вы нас заложили, – сказал я. – Не надо было быть таким ретивым.
– Это был мой долг, – сказал он. – Это правила поведения в цивилизованном обществе. Мы должны помогать полиции. Каждый бы так сделал на моем месте.
– За это придется ответить, – сказал я.
– Стоп, – поморщился шеф, – хватит. – Он говорил по-английски не хуже меня.
– Таласса ни в чем не виновата, – сказал Накис, потея от волнения. – Я ей ничего не говорил про вас и Интерпол.
– У вас ведь есть жена, – наугад сказал я.
Замявшись, Накис ответил:
– Да…
– Но Таласса вам не жена? – сказал я.
– Нет, – тихо сказал Накис.
Если бы он знал, как для меня это важно…
– Ваша жена знает, что вы с Талассой отправились на Балеары?
– Это не ваше дело, мистер, – вспылил Накис. – Я больше не желаю отвечать на такие вопросы.
– Вот и отлично, – сказал я. Этого хватило, чтобы моя чаша весов потянула вниз. В моральном смысле. Ибо в этой жизни чаще побеждает тот, кто прав. Когда ни в чем не повинный человек попадает в капкан, это, как ни крути, несправедливо. Пусть Накис почувствует, что он отнюдь не невинная овечка. Не изменял бы своей жене, не разводил бы амуры с Талассой, так и не сидел бы сейчас передо мной на полу, мокрый как курица.
Переглянувшись с шефом, я сказал:
– Мы не собираемся вас убивать. Но вы нам создали проблему, и без вас теперь нам ее не решить. Но если не будете нам мешать, вам ничего не грозит…
Кажется, Накис мне поверил. Впрочем, это было неважно. Я запер его в нашем гальюне, тоже пристегнув к трубе, и вернулся к шефу. Возбуждение схлынуло, и мы снова остались с ним один на один, как вчера, когда мы ждали погони. Будто повторялся вчерашний день, только положение наше было не лучше, чем вчера, скорее – хуже, ибо теперь мы точно знали, что на нас объявлена охота.
Я перевязал его рану:
– Что будем делать, шеф?
– Твои предложения… По-моему, у нас уже два заложника.
– Я могу их выпустить…
– Это не лучший вариант.
– Предлагаю связать их и оставить на их яхте. Через два часа их все равно найдут.
– А если не найдут?
– Тогда, шеф, они будут дрейфовать, пока не утонут или не умрут с голоду.
– И это ты берешь на себя?
– Смерть то есть?
Шеф насмешливо кивнул.
– Не беру, – ответил я, подумав.
– Тогда что?
– Тогда берем их с собой. На их яхте. У них горючего хватает, я смотрел, а у нас почти на нуле.
– А что с нашей яхтой? – похоже, шеф уже все решил и только проверял на мне свои ходы. Мне же оставалось только угадывать их.
– Бросим, – сказал я. – Все равно нет времени переливать горючее. А у них и скорость выше, по крайней мере, по приборам. Можно и затопить… – добавил я, видя продолжение хода мыслей в его взгляде. – Концы в воду. Пусть ищут…
– А мне потом плати, – с укоризной покачал головой шеф.
Он говорил о «потом» – значит, верил в благополучный исход. Это придало мне сил и энергии. Да, пока еще все можно было оправдать. Даже убийство агента… – если адвокаты докажут, что шеф стрелял в целях самообороны…
– Быстро! – сказал шеф. – Перебираемся. Десять минут на сборы. Зови Макси. И отключи там у них навигатор, радиомаяк. Все отключи. Нас нет. Пока не оторвемся, не будем выходить на связь…
Я сделал, как велел шеф, на секунду задержавшись перед дверью в туалетную комнату, где я запер женщину, близкое присутствие которой все время отдавалось дрожью в моей груди. Макси, закусив губу, уже перетаскивала баулы и узлы из простыней со всеми нашими причиндалами. Деньги из сейфа перекочевали в кожаный портфель шефа, и шеф держал его на коленях, дожидаясь своей очереди. Оказалось, что он уже не может идти, и мы перетащили его на руках, оставив, по его просьбе, на корме подышать свежим воздухом.
Потом я вернулся и открыл дверь в гальюн. Накис сидел на крышке унитаза и вопросительно смотрел на меня. Однако вид его выражал смирение – как-никак ему была гарантирована жизнь. Я перевел его в наручниках на борт его родной «Ларисы» и запер в гальюне, который был здесь поцивильней. Накис хотел у меня что-то спросить, но передумал. Он и так понял, что все живы и что мы спешно отплываем.