– Да, это было бы здорово, однако от кого мы будем получать деньги?
– Ну, уж господин Кукило, верно, подскажет тебе, куда нам надо ходить.
– Ферди, – говорит Пеперль, и внезапно ей ясно представляется вся суть махинаций господина Кукило, – да ему насрать на меня. Он только сам хочет иметь с этого деньги, вот для чего он посылает меня ебаться, теперь понимаешь?
– А ведь верно!
Мали с глубоким сожалением чувствует, как шиллинги улетают в неведомую даль. Однако Пеперль тут же находит выход.
– Вот что мы сделаем, – объясняет она подруге, – мы вскроем конверт и немного возьмём из него. А потом просто скажем, что получили деньги прямо в руки, Ферди ведь не знает, сколько было в конверте!
– А если он всё же сообразит, в чём дело, этот Кукило, что тогда?
– Тогда он, самое большее, закатит нам пару пощёчин. Но за эти пощёчины у нас, по крайней мере, появятся деньги. Дома тётка мне часто вмазывает, а я за это даже макового зернышка не получаю. Или ты, может быть, трусишь и боишься этих пощёчин?
Заговорив о пощёчинах Ферди, Пеперль вновь ощущает между ног странное жжение.
– Это я-то трушу? Ха!
Мали возмущена наветом. Что касается оплеух, то у неё в этом тоже уже имеется солидная практика, потому что госпожа Вондрачек, как правило, долго не раздумывает и бьёт наотмашь. И если бы за каждую оплеуху Мали получала хоть несколько грошей, она бы с готовностью подставлялась под них.
– Вот мы и на месте, – сообщает Пеперль и с гордостью зачитывает Мали вслух номер дома.
– Ага, – говорит Мали, – я и сама могу прочитать, что мы стоим у дома номер пять по Лаудонгассе.
– В таком случае, пошли!
* * *
Две девочки поднимаются по лестнице старинного роскошного дома. На площадку каждого этажа выходят двери только двух квартир. Подруги с благоговением читают привинченные к дверям таблички из светлой латуни. Тишина царит в коридорах и на лестницах.
Как в церкви, – шепчет Мали и пугается пронзительного трезвона, когда палец Пеперль нажимает на звонок. Короткий, длинный, короткий! Им открывает толстая пожилая женщина в чёрном платье, белом переднике и такой же белой наколке. Её красное лицо расплывается в широкой улыбке доброй тётушки, и она, приглашая войти, отступает на шаг в сторону. Обе девочки, споткнувшись о порог, проходят в длинную, полутёмную прихожую.
– Ну, вот вы и пришли, – говорит толстуха, – вы ноги, надеюсь, вытерли? Да? Тогда ступайте за мной, давайте сразу вымоем пиздёнки!
Она проводит девочек в оборудованную с пышной помпезностью ванную комнату. Стены её облицованы нефритово-зелёной стеклянной плиткой, в них вделаны два зеркала высотой в человеческий рост. Такого же нефритово-зелёного цвета и ванна, вделанная в пол, пол покрыт резиновым ковром чуть более тёмного зелёного оттенка. Толстуха с ужимками доброй тётушки не даёт детям времени как следует оглядеться.
– Раздевайтесь, и притом догола, – приказывает она, открывая никелированный кран и пуская воду в ванну. Она берёт с такой же нефритово-зелёной этажерки флакон и брызгает в тёплую воду изрядную порцию ароматической жидкости.
– Пахнет точно при конфирмации, – шёпотом признаётся Мали подруге, и та точно так же очень тихо отвечает:
– Заткни пасть и раздевайся, тот господин, который собирается нас ебать, наверно, вот-вот подойдёт.
– Спускайтесь в ванну, – требует толстуха, – живо, живо. Ни о какой ебле нет и речи, глупые девчонки, никого из вас ебать не будут.
Девочки голышом стоят в наполненной ванне, и толстуха обильно намыливает их с ног до головы резиновой губкой с душистым мылом.
– Раздвинь-ка ноги пошире!
Пеперль делает это, и старуха основательно намывает ей пизду и жопу, а потом опускает девочку в душистую воду. Теперь настаёт очередь Мали. Та без напоминаний растопыривает ноги и позволяет проделать над собой аналогичную процедуру.
Свежевымытые и приятно пахнущие девочки вылезают из ванны, и толстуха насухо вытирает обеих огромным банным полотенцем. Потом она открывает стенной шкаф и достаёт из него шёлковое девичье бельё и два благоухающих кружевных платья голубого и розового цветов. Изумлённые дети ощущают на теле непривычное шёлковое бельё и с восхищением касаются пальцами элегантных платьев. Каждой выдают в придачу ещё по паре белых носков и блестящих лаковых сандалий. Затем старуха подвивает им волосы на несколько закружившихся от такого богатства головах и завязывает в каштановые локоны Пеперль гигантский голубой, а в русую стрижку «под пажа» Мали – ярко-розовый бант.
– Ну вот, а теперь полюбуйтесь на себя в зеркало!
Старуха удовлетворённо взирает со стороны на плоды своих трудов, а Пеперль с Мали с восторгом разглядывают в зеркале двух девочек-принцесс, к которым приделаны их лица. Они не могут вдоволь на себя наглядеться.
– Мы выглядим как рождественские куклы, – говорит Мали, любуясь собой, и слегка подгибает белые и нынче совершенно чистые колени, оглаживает себя по бёдрам, ставшим под кружевным платьем на ладошку шире. Однако Пеперль как человек практичный думает, зачем они здесь. Она поворачивается к толстухе и спрашивает:
– Скажите, что будет дальше и где господин, который собирался нас ебать?
Но старуха только смеётся в ответ.
– Да кто вам сказал, что вас будут ебать? Наберитесь терпения, пусть все события развиваются в их исторической последовательности, как имеет обыкновение всегда выражаться наш хозяин. А теперь, девочки, внимание! Тебя, – она указывает на Пеперль, – тебя зовут Гретель, а тебя, – настаёт очередь на Мали, – тебя, стало быть, зовут Лизерль. Хорошенько запомните эти свои имена! Но прежде я накормлю вас небольшим полдником, ромовой бабой и шоколадом.
Услышав такое, Пеперль бросает взгляд на Мали и многозначительно ухмыляется.
После еды старуха говорит девочкам:
– Сейчас я дам вам игрушки, и вы должны будете играть с ними, как будто маленькие дети! И не разговаривайте так грубо на своём венском диалекте, выражайтесь только, как говорят люди воспитанные и благородные! И вот ещё что, вы обязаны выполнять всё, что вам будет велено. Понятно?
Обе в ответ только утвердительно кивают. Мали немного удивлена, а Пеперль думает: «Сплошная комедия, однако, с этими благородными людьми, тут важно не хлопать ушами и вовремя сориентироваться. У одного тебе нельзя мыть пиздёнку и загодя поссать, у другого тебе наоборот нужно быть исключительно утончённой и благородной». Она вздыхает. И куда как лучше было бы, если бы всё делалось по-простому. Укладываешься на спину, раздвигаешь ноги и даёшь вставить макаронину себе в пизду. «Ну, конечно же, – приходит она к выводу, – всё дело в его деньгах и в его вкусе», и следует за толстухой, которая ведёт их через переднюю к двери и отворяет её. В глаза им ударяет яркий свет, девчонки переступают порог, и от открывшегося перед ними зрелища у них дух захватывает. Перед ними не комната, а мечта, о которой дети из района Оттакринг и помыслить не могли.