Мошонка Ричарда сжалась. Раскрыв чувственный рот, Кейко взяла в него яички и стала облизывать основание пениса. Тем временем Макико усердно двигала рукой вверх и вниз. Наконец она не выдержала и стала тереться низом живота о распухшую головку члена.
– О Боже! – зарычал Ричард и всунул во влагалище Юри палец.
Девушка застонала и обхватила руками его за плечи. Вертя задом и норовя плотнее прижаться к его руке, она начала тереться об него бюстом. Наконец груди вывалились из платья и уперлись сосками в Ричарда.
Кейко встала на колени и принялась покусывать его мошонку. Пенис увеличился на добрый дюйм в кулачке Макико, она быстрее задвигала рукой вверх-вниз. Из глаз Ричарда брызнули слезы. Он чувствовал, что вот-вот кончит. Рука его сжала лобок Юри. Макико взяла член в рот и стала сосать. Ричард зажмурился.
– Вот он, офицер! Это тот самый тип! – раздался чей-то вопль, и занавеска кабинки с шумом отдернулась.
Поток яркого света хлынул на девушек, застывших в пикантных позах, и, разумеется, на Ричарда Стенли, с торчащим из расстегнутых брюк огромным членом.
– Это он! – визжал истерический женский голос. – Я видела, как он горстями глотал таблетки у автомата по продаже кока-колы! Держите наркомана! Я его узнала!
Продавщица истерически завизжала.
Ричард обернулся, открыл глаза и увидел какую-то чернокожую толстуху, продавщицу и двух мужчин в униформе. Это были полицейские.
Член Ричарда моментально сморщился и повис, словно стручок перца, жалкий и мокрый.
– Нет, вы только взгляните на него! – завопила негритянка. – Он еще показывает свой жалкий червячок этим несчастным девчонкам!
Ричард обернулся к японкам, ища у них поддержки, но ощутил резкий удар локтем под ребра. Кто-то из девчонок больно стукнул его ногой по голени. Ричард охнул, завертелся волчком на одной ноге и упал на подставку для вешалок. Та с грохотом свалилась на пол. Новый удар – в солнечное сплетение – заставил Ричарда согнуться в три погибели. Кейко, Юри и Макико завизжали и выбежали из кабинки.
– Держите воровок! – закричала им вдогонку продавщица. – Они хотят украсть платья!
Один из полицейских бросился догонять японок. Второй деловито защелкнул наручники на запястьях Ричарда.
– Послушайте, офицер, я сейчас все объясню! Произошло недоразумение! – залепетал Ричард Стенли.
– Эти мерзавки украли самые дорогие платья! – убивалась продавщица. – Ловите их!
– Он их сообщник, – уверенно заявила толстая негритянка. – И скорее всего еще и сутенер вдобавок. Я видела, как он глотал наркотики, и подтвержу это в суде.
– Послушайте, мадам, я… – попытался возразить Ричард.
В этот момент вернулся запыхавшийся второй полицейский. Он огорченно покачал головой: японок и след простыл.
– Я все объясню! – прохрипел Ричард.
– Англичанин! – разом воскликнули оба полицейских.
Один из них враждебно уставился на Ричарда и рявкнул:
– Вам знаком термин «Права Миранды»?
Ричард понурился и заплакал от отчаяния.
Всю ночь Ричард Стенли провел в изоляторе временного содержания в участке. Его выпустили лишь под поручительство Эдмунда Говарда. В аэропорт его отвез на своем автомобиле Ник Лаури. Дружелюбно посмеиваясь, он пробурчал:
– Вот уж не думал, что вы, англичане, так падки на девчонок! Клюнуть на каких-то сопливых японок! В твой следующий приезд к нам, старина, я отведу тебя в такое местечко, где можно подцепить действительно настоящую красотку, с хорошей задницей. Что ты на это скажешь?
Он покосился на Ричарда, лицо которого искривилось.
– Нет! – воскликнул он. – Благодарю покорно, с меня довольно сексуальных экспериментов. Пусть другие ищут острых ощущений. Послушай, у тебя, случайно, нет таблетки аспирина?
Звонок телефона вырвал Аликс Невилл из объятий Морфея.
– Кто это? Что случилось? – прохрипела она, с трудом ворочая языком и едва держа трубку в руке.
– Это я, Шеннон Гарретт!
Губы Аликс растянулись в улыбке.
– Привет, босс! Я спала.
Со стола на ковер упал высокий бокал – видимо, она ненароком задела его рукой, пока нащупывала телефонный аппарат. Хорошо, что бокал пустой, подумала Аликс и огляделась. В углу невнятно бормотал телевизор. Огромный кожаный диван, на котором Аликс лежала, недовольно заскрипел, когда она рывком спустила с него ноги, заняв сидячее положение.
За окном в ночном небе сверкали звезды. Желтая луна зависла над горизонтом. Из открытой форточки веяло теплой сыростью деревьев.
– Похоже, я заснула, не выключив телевизор, – потирая затекшую шею, сказала Аликс и, прижав трубку плечом к щеке, сладко потянулась.
– Ты слышишь меня? Ты проснулась? – раздался голос Шеннон.
Аликс тряхнула серебристыми локонами и захлопала глазами.
– Я тебя слушаю. Кстати, который час?
– Извини, что побеспокоила тебя в воскресенье. Ты не поверишь, но я в офисе. Еще раз прошу прощения. Может быть, будет лучше, если я перезвоню тебе завтра утром?
– Нет! Завтра у меня трудная работа, лучше выкладывай все сейчас.
Аликс вновь улеглась на диване, одетая в майку и трусики. Кожа обивки приятно пахла и ласкала ее голые руки и ноги. На лице Аликс возникла блаженная улыбка.
– Алло! Ты меня слушаешь? – спросила Шеннон. – Ты не уснула?
– Нет, я тебя слушаю. Как дела?
Шеннон понизила голос до заговорщического шепота:
– Я изрядно намучилась с октябрьским номером, но похоже, что он получился удачным. Показатели реализации тиража резко вырастут, что, в свою очередь, поднимет наш престиж в бухгалтерии.
Аликс нащупала голой ступней телевизионный пульт и пальцем выключила звук.
– Так-то оно так, но сведения о продаже поступят в бухгалтерию слишком поздно, когда уже нельзя будет ничего исправить, – сказала она. – Срок пари истекает в конце месяца. У нас в запасе всего неделя! А я на два дня уезжаю на конференцию по компьютерам, значит, со вторника по четверг буду занята. В пятницу мы вряд ли что-нибудь успеем предпринять. А потом новый месяц – и все! Никаких пари. Кстати, условия очередного тура уже пришли? Может быть, они поступят ко мне с завтрашней электронной почтой? Я могу и потерпеть, если в них нет ничего остренького. Или они стоят того, чтобы влезть в почту раньше срока?
Ответом стало тяжелое дыхание главного редактора.
– В чем дело, Шеннон? Почему не отвечаешь?
Голос Шеннон, наконец вновь зазвучавший в телефонной трубке, был проникнут тревогой.