Даже редкие минуты близости с женой оканчивались тем, что они расходились по своим покоям. Он не любил, когда кто-то сопел рядом. Ему мешало чужое тело в его – только его! – постели. Ему требовался полноценный отдых; он спал недолго, но хотел за эти короткие часы отдохнуть полностью. И вот сейчас эта девочка, совершенно незнакомая, такая перепуганная, но решительная, спала рядом и совершенно не мешала ему. Мало того, почти впервые в жизни он чувствовал, что так и должно быть: рядом должно спать живое существо и доверчиво сопеть в плечо.

Клеопатра открыла глаза. Чужие стены. Чужое ложе. Чужой мужчина рядом – мускулистая спина, страшный шрам под лопаткой. Кто-то ударил в спину…

Она осторожно протянула руку и коснулась шрама кончиками пальцев. Юлий беспокойно пошевелился, но не проснулся.

Нянька, отговаривая девушку от принятого решения, долго и красочно рассказывала, как ведут себя мужчины в постели. Из ее рассказа выходило, что все они – похотливые скоты, которых только и интересует, что собственное удовольствие. Что им все равно, что женщине больно. Что из-за этого многие женщины и не способны потом испытывать от «любви» никакого удовольствия, и просто смиряются со своей обязанностью удовлетворять мужчину – такой же обязанностью, как стирка одежды и приготовление пищи.

Она думала отговорить свою девочку от необдуманного, на ее взгляд, шага, а сама только подтолкнула к нему. Если рано или поздно ей все равно придется пережить «весь этот кошмар», то почему хотя бы не получить что-то взамен?

Юлий повел себя совсем не так, как рассказывала нянька. Поняв, что она девственница, он просто прекратил… все действия. Ей было больно, но совсем не так, как можно было предположить из нянькиного рассказа. Больно – но и не только…

Она вспомнила о его поцелуях и почувствовала, как кровь прилила к щекам. Целоваться было… приятно и волнующе.

Она приподнялась на локте и стала разглядывать спящего рядом мужчину.

Когда-то, несколько лет назад, она уже видела его. Тогда он не оставил о себе сколько-нибудь значимого впечатления: ну, взрослый дядечка, чуть постарше отца. Ну, голос у него совсем другой – у отца высокий, звонкий, молодой, а у этого – пониже и очень властный. Вот и все впечатления.

Когда она сказала, что не легла бы с ним в постель, если бы он ей не понравился, она солгала. Шла сюда, вернее, ехала на плече у Аполлодора, четко зная, что ей нужно и как этого добиться. Готова была расплатиться своим телом хоть с хромым, хоть с горбатым, хоть с одноглазым. Хотя она помнила: у Цезаря никаких физических недостатков не было. Ну, разве кроме возраста. Впрочем, лечь под старика не противнее, чем оказаться изнасилованной собственным братцем – прыщавым, кривобоким, со слюнявым ртом…

А Цезарь оказался и не старик вовсе. Выглядит он точно так же, как и тогда, лет пять назад. Как будто все остальные старились, а он подчинил время себе. Спина, плечи – как у молодого мужчины. На лице, конечно, есть морщины, но они скорее следы государственных дум, а не возраста.

И он красив. Такой… мужественной красотой. Совсем не так, как отец – у папы черты лица, возможно, были более правильные, но в целом он выглядел… хуже выглядел, если честно. Конечно, это – папа, он самый лучший, самый любимый… Но сегодня впервые Клеопатра представила отца и рассматривала его именно женским взглядом. И сравнение с Цезарем было не в пользу отца.

И голос. У него такой музыкальный голос. Не слишком низкий, но и не такой высокий, как у отца.

Ради такого мужчины можно отказаться и от власти. Можно отказаться от всего – такой защитит, снабдит всем необходимым… Но – такому мужчине не нужна клуша-наседка. Не нужна женщина, которая будет ожидать, когда ее защитят и снабдят. Такая ему попросту наскучит. Не зря о Цезаре говорят, что он меняет женщин, как модница – прически. Стало быть, нужно быть разной. Чтобы он каждый раз видел перед собой новую женщину. И старался затащить ее в постель, как будто впервые.

– Чего ты хочешь, Клеопатра? – лениво поинтересовался Цезарь, закидывая руки за голову и откровенно разглядывая ее.

Женщина слегка смутилась от этого пристального взгляда.

– Чего ты хочешь? – повторил он.

– Сейчас? Или вообще? – она произнесла это достаточно игривым тоном, чтобы он мог вполне однозначно представить себе ее следующие слова.

– Сейчас. И вообще.

Гай Юлий ждет, что она ответит, что сейчас хочет его. Это – почти правда: как мужчина он необычайно привлекателен, и, несмотря на то, что ей еще немного больно, она хочет его. Но Юлию придется услышать совсем другие слова:

– Сейчас я хочу, чтобы ты объявил Птолемею, что отныне мы будем править вместе. Как и велел в своем завещании отец. Чтобы ты публично помирил нас.

Цезарь уставился на нее с изумлением, смешанным с восхищением. Такого он явно не ожидал.

– Помирил? Ты думаешь, помирить вас с братом – реально? – тон был язвительным. Слегка, самую малость, чтобы собеседница этой язвительности не уловила. Но она – уловила. И усмехнулась в ответ.

– Мне не тринадцать лет, Гай Юлий, чтобы еще продолжать верить в сказки. Я прекрасно понимаю, что моему брату, а, вернее, его советникам, вовсе не нужно, чтобы между нами были мир и согласие. Но в завещании отца написано, что мы должны править вместе. Пускай народ видит, кто придерживается отцовского завещания, а кто – нет. В таком случае тебе с твоими войсками будет проще поддержать именно мои притязания на престол. Если ты, конечно, сочтешь нужным так поступить.

Может быть, правильнее было бы похлопать ресницами, изобразить из себя дурочку и сказать: «Да, очень надеюсь, ведь я так люблю брата!» Но она сделала ставку на откровенность – и выиграла.

Цезарь смеялся – долго, со вкусом. Потом стал серьезным.

– Я поддержу твои притязания на престол, Клеопатра. Ты умненькая девочка. За всю мою жизнь мне доводилось знать только одну такую же умную девушку твоего возраста.

Почувствовав укол ревности, Клеопатра как можно безразличнее поинтересовалась:

– И кто же это был?

– Моя дочь Юлия, – тихо ответил Цезарь. – Она умерла три года назад.

Глава 14

Как Клеопатра и предполагала, брат воспринял слова Цезаря весьма импульсивно: выскочил во двор, сорвал с головы тиару и принялся топтать ее ногами.

Впрочем, унизительным являлся и сам приказ Птолемею Дионису явиться во дворец. Цезарь вызвал его к себе! Вызвал – правителя суверенной страны!

Клеопатра была довольна. Глядя на рыдающего и топающего ногами брата, она вдруг поняла: она почти победила. Все будет хорошо. С Птолемеем или нет, но она – царица, и власть принадлежит ей.

Юный царь заперся в комнате и не выходил до вечера. Вечером Клеопатра увидела брата только мельком: распухшая физиономия, красные пятна и прыщи по всему лицу. Не слишком-то царственный вид.