– Арсиноя, которая вряд ли найдет общий язык с Ахиллом. Она не похожа на брата – больше напоминает тебя. Наверное, в вашей семье все мужество и весь ум достаются женщинам. Ахилл вил из твоего брата веревки и чувствует себя полновластным хозяином войска. С Арсиноей такое поведение не пройдет. И ей не хватит ума понять, что она не должна ссориться с Ахиллом: она младше тебя, и она завидует. Не думаю, что они с Ахиллом-египтянином уживутся мирно. А если в армии начнется разброд, значит, нам проще будет одолеть ее.
А ведь верно! Почему она не смогла додуматься до этого сама? Ведь это так просто! Действительно, Арсиноя в лагере сторонников Птолемея им только на руку. Научится ли она когда-нибудь вот так смотреть на проблему с другой стороны, как это делает Гай Юлий? Или так и будет всегда смотреть узко – как лошадь, которой надели шоры?
– И что мы будем предпринимать?
– Будем готовиться к нападению. Понятно, что все предусмотреть не получится, но нужно постараться сделать это по максимуму.
Цезарь в очередной раз оказался прав.
Довольно скоро между Арсиноей и Ахиллом возник конфликт, окончившийся казнью военачальника, причем казнью позорной: египтянина повесили. И похоронили – как грека. На всякий случай.
Новым военачальником царевна назначила своего воспитателя, Ганимеда. Это был неглупый шаг: Клеопатра хорошо знала сестриного наставника и отдавала ему должное: Ганимед был по-настоящему умен. Она даже забеспокоилась: под управлением Ганимеда армия могла и в самом деле одержать победу над войсками Цезаря, особенно с учетом численного преимущества.
Юлий только посмеивался.
Один раз, когда она разнервничалась особенно серьезно, он аккуратно взял ее за запястья. Она рванулась – безрезультатно: Юлий держал аккуратно, но твердо.
– Послушай, девочка моя. Ты молода – это понятно. Ты не имеешь опыта в государственных делах. Но чем больше ты будешь нервничать – тем больше глупостей понаделаешь. А в истории не бывает «если бы»: то, что сделано, то сделано. Поэтому решения нужно принимать взвешенно.
– Взвешенные решения также бывают неверными, – огрызнулась она; в последнее время ее настроение было, прямо скажем, странным. Ей хотелось то смеяться, то плакать, то есть устриц вприкуску с медовыми коврижками. Сейчас ей больше всего хотелось огрызаться, хотя она и понимала: Юлий прав.
– Бывают, – он примирительно притянул ее к себе. – Но гораздо реже.
– А как же твоя хваленая интуиция? Разве ты всегда принимал решения только разумом?
– Девочка, интуиция – это во многих случаях еще и опыт.
Лицо его стало серьезным.
– Послушай, ты ведь должна знать собственную сестру куда лучше, чем за эти три месяца узнал ее я.
Должна. И знала. Пожалуй, Арсиноя обладала еще куда более вздорным характером, чем Береника. Но тогда она давно уже должна была наделать ошибок! А пока армия под ее руководством давным-давно должна была начать терпеть поражение!
– Ты стала слишком нервной. Ты, часом, не беременна?
Беременна? Это даже не приходило ей в голову. Она многократно видела беременных дворцовых кошек – у них были большие обвислые животы. Она же оставалась плоской, как доска. Ну, разве что груди, ей на радость, стали больше похожи на груди, а не на то недоразумение, которое у нее было до встречи с Цезарем.
Юлий внимательно изучал ее реакцию.
– То есть ты хочешь сказать, что не знаешь, по каким признакам определить беременность?
Она передернула плечами.
– Вот еще! Знаю, конечно! У беременных бывает большой живот.
Гай Юлий в притворном ужасе схватился за волосы.
– О боги! За что караете?!
Он усадил ее рядом и подробно объяснил, что к чему. Клеопатра неловкости не испытывала – и тем смешнее было наблюдать неловкость Цезаря. Цезаря, который, по определению, неловкости испытывать не мог! Цезаря, равного богам!
– Юнона-Соспита! Да как такое может вообще быть?! Почему никто не объяснил тебе? Я понимаю, ты выросла без матери, как и моя дочь Юлия, но Юлии все объяснила бабушка, моя мать.
– У меня не было бабушки.
– У тебя были старшие сестры. Впрочем, если они напоминали Арсиною… Но ведь у тебя имелась нянька! Она-то должна была… И потом, ты сама рассказывала мне о том, что бывает, когда женятся на близких родственниках…
Он растерян. Ему не нужен этот ребенок? Откуда ей знать, как реагируют мужчины на признания любовниц в своей беременности. Она не знает римских законов. По египетским – это ребенок ее, ребенок фараона, и всем – ну, разве что кроме александрийцев, – совершенно безразлично, что его отцом не является Птолемей. Особенно, если Нил разольется до необходимой отметки: это будет свидетельствовать о том, что боги – египетские боги! – благословили это дитя.
– Как ты себя чувствуешь? – вдруг спросил Юлий.
Она удивилась.
– Хорошо. А что?
– Моя первая жена, Корнелия Цинилла… В первые месяцы беременности она чувствовала себя не слишком-то хорошо. Какой у тебя срок? Ах, да… Надо найти лекаря. Чтобы он тебя осмотрел.
– Мы говорили об Арсиное, – осторожно напомнила Клеопатра. Беременность беременностью (и это, кстати, еще не доказано), а войска Арсинои успешно продвигаются вперед. Сейчас это беспокоило ее куда сильнее.
– Об Арсиное – потом, – отрезал Юлий и обнял ее за плечи. – Дурочка! Для мужчины моего возраста снова стать отцом… Что может быть важнее?
Осмотр показал, что царица находится на третьем месяце беременности.
– Скорее всего, будет мальчик, – с самодовольной улыбкой сообщил лекарь, вытирая руки; папашки всегда радуются сыновьям больше, чем дочерям. Но этот странный папашка, божественный Юлий, только кивнул, и лекарь даже не был уверен, услышал он или нет.
Но Цезарь услышал.
– Я бы предпочел девочку, – сообщил он. – У меня уже была девочка, и я хотя бы имею представление, что с ними делать.
А Клеопатра была счастлива. Мальчик! Мальчик – это свобода! Мальчик – это означает, что она сможет править сама, без брата! Если он вдруг куда-нибудь… если с ним что-то случится – она сможет сделать соправителем сына. Мальчик – это означает, что ему она сможет отдать все бразды, когда он подрастет. Мальчик – это означает, что у Египта будет настоящий фараон. Если она сумеет удержаться на этом троне и в этой жизни. Если армия Арсинои войдет в Александрию, ей не жить, и ее нерожденному ребенку – тем более.
– А я бы предпочла поговорить об Арсиное…
– Я думаю, тебе совершенно не о чем беспокоиться, – твердо ответил Цезарь. – Лучше попытайся пообщаться с братом. Возможно, он все-таки согласится заключить перемирие. Я время от времени разговариваю с ним, и он производит впечатление… достаточно адекватного ребенка. Просто ему не хватало взрослых, с которыми можно было бы разговаривать и кто относился бы к нему без подобострастия.