Прохоровна не ответила. Казалось, она меня не слушала, рассеянно смотрела куда-то мимо.
— Я думаю, он в сторожке. Однако очень боюсь, что не успею подъехать туда до прибытия оперативной группы. Тогда уж большой беды вашему сыну не миновать, — продолжила я наступление, изобретательно придумывая сюжет явно не моего романа. — А ведь вы могли бы помочь уговорить Юрия отпустить жену и вашу бывшую соседку Александру Семенову.
— Я спасу своего мальчика! — вдруг воскликнула Прохоровна.
— Вот и отлично. Хочется верить, что это так. Пойдемте в машину, Евдокия Прохоровна. Не стоит терять время.
Женщина направилась было к выходу, но резко остановилась. Согнувшись пополам, она ухватилась за поясницу и застонала.
— Что с вами? — нетерпеливо спросила я, вспомнив предупреждение участкового о выдуманных болячках односельчанки.
— Ох, в спину вступило! Да ты ступай, я сейчас лекарство приму и тоже выйду.
Я не сдвинулась с места, терпеливо ждала, пока Прохоровна доползла на своих тонких подгибающихся ножках к буфету. Потом она долго шарила по полкам, доставала и убирала разнообразные пузырьки и флаконы. Наконец, намешав в кружке каких-то снадобий, известных одной только ей, она влила их себе в рот.
Мне было абсолютно ясно, что толку от этой женщины нет и не будет. Единственное, на что я могла рассчитывать, так это как можно быстрее добраться с ее помощью до сторожки. К тому же в Залесье ее нельзя было оставлять. Прохоровна могла позвонить с почты Юрию и испортить все дело.
То ли хозяйка поняла, что ее притворство на меня не подействовало, то ли, осознав, что цирк не ко времени, она вдруг почувствовала себя лучше и через минуту сидела в машине.
Я завела двигатель. Катька облегченно вздохнула.
Машина резко поскакала по поселковым ухабам в направлении моста, где обычно рыбачил бывший участковый Залесья. На улице нам не встретилось ни души, лишь в стельку упившийся дед, каким-то чудом еще державшийся на ногах, проводил нас тупым взглядом. За мостом дорога круто поднималась в гору и раздваивалась сразу за выбеленными известкой столбиками. Нам пришлось свернуть с асфальта на узкую грунтовую дорожку. Я неслась по ней, сжимая руль. Колдобины то и дело подбрасывали машину вверх. Водитель встречного «уазика», увидев мчащуюся на него «девятку», притормозил. Я, чуть повернув руль, пронеслась мимо, продолжая гонку по пустой извилистой дороге.
Когда мы добрались до леса, начинало смеркаться. В голове у меня мелькнула предательская мысль о том, что все мои старания напрасны и попаду я в сторожку к шапочному разбору.
«Это что еще за настроение? А ну, хандра, прочь! И ты, Татьяна, не дрейфь! Что тебе кости нагадали? Звездный успех? Вот и нечего нос вешать!» — приказала я себе и прибавила газу, однако тут же пожалела об этом, чуть не вписавшись в первое попавшееся дерево.
Не гони лошадей, Татьяна! Тише едешь, дальше будешь.
Прохоровна указывала то направо, то налево. Мне же казалось, что мы ездим по кругу и никогда не попадем в нужное место, пока вдруг Катерина не увидела столб с разметкой.
— Прямо! — воскликнула она. — Видите указатель? Эта дорога ведет к озеру!
Девчонка не ошиблась. Через четверть часа мы действительно оказались у Верхнего.
Катька выскочила из машины и подбежала к воде.
— Вон там… — показала она рукой в сторону песчаной косы, врезавшейся в серую гладь озера. — Там коттедж нового лесника. Это заповедная зона. А напротив песчаной отмели, на другом берегу озера, — сторожка. Отсюда ее не видно, только с воды. К сторожке можно проехать вдоль озера. Правда, дорога там не накатанная, а потом придется подняться пешком на косогор.
— Едем.
Дорога оказалась еще ужасней, чем я предполагала. Из-за бесконечных поворотов, завалов и объездов мы двигались с черепашьей скоростью. И когда наконец Катерина сказала «стоп», дальше десятка метров рассмотреть уже практически ничего было невозможно. Сумерки сменила темная ночь.
Здесь, у озера, вдыхая свежий сосновый воздух и слушая плеск воды, трудно было поверить, что зло вообще существует на свете. Вокруг было тихо и спокойно…
— Сторожка там, наверху. Вы сразу увидите ее, когда подниметесь по этой тропинке, — шепотом сказала Катерина.
— Следи за старухой, — так же тихо ответила я. — Вы, Евдокия Прохоровна, тоже подождите здесь. Мне бы не хотелось видеть два лишних трупа. Поэтому внимательно слушайте меня. Первое — не выходить из машины ни при каких обстоятельствах до моего возвращения; второе — сидеть тихо, не подавая признаков жизни.
Я отвела Катерину в сторону.
— Будь осторожна, Прохоровна с трудом передвигает ноги, но та еще бестия! С ней надо держать ухо востро. Вот пульт, если начнет артачиться, запрешь ее в машине. Но от озера не уходи. Поняла?
— Все сделаю, как вы сказали, — заверила меня Катерина.
Катька уселась в машину, а я отправилась на разведку.
По узкой вьющейся тропинке я поднялась на косогор, благополучно миновала густые заросли кустарника и остановилась. Передо мной раскинулась поляна. Луна осветила таинственным бледным светом ближайшие деревья и бревенчатую сторожку за ними.
Будто по минному полю я шла к сторожке. Вдруг мне показалось, что через щель между бревнами избушки мелькнул едва заметный лучик света. Я затаилась и вынула заткнутый за пояс джинсов пистолет, который всегда брала с собой на операции подобного рода.
Недалеко от бывшего домика лесника стояли старые «Жигули» пятой модели. Машина была пуста. Стараясь двигаться бесшумно, я подкралась к сторожке и заглянула в окно.
Единственная комната была погружена во мрак. Лишь крошечный огарок свечи бросал слабые блики на темные силуэты трех человек.
В двух шагах от себя я увидела Филимонова. Он с мрачным лицом стоял спиной к двери, нервно постукивая каблуком ботинка по полу, точно пританцовывая. Ружье он то и дело перекладывал из одной руки в другую.
Дверь в сторожку была заперта изнутри на массивную металлическую задвижку, я заметила отблеск пламени свечи на ней.
У стены на лавке сидели спиной друг к другу две женщины. Филимонов надежно связал их веревкой, что практически не давало им возможности шевелиться. Рты у женщин были заклеены скотчем. В полумраке лиц пленниц рассмотреть было невозможно, но, без сомнения, это были Александра и Ольга.
Я прижала ухо к щели, внимательно наблюдая за происходящим.
— Думаешь, я тебя прямо сейчас застрелю из этого ружья? — усмехнулся Филимонов. — Мы еще не договорили! Потом ты напишешь предсмертную записку, а потом уже… — он сделал характерное движение рукой, вытянув вперед указательный палец сжатой в кулак ладони, — пах-пах! И на покой. Ружьишко вложу тебе в руки, а пулю пущу в подбородок. Пусть все выглядит как настоящее самоубийство! Ну, не вынесла смерти жениха! С кем не бывает. Так что твой уход сочтут вполне объяснимым.