Бывшее имение Витольда, перешедшее теперь в собственность его воспитанника, находилось на берегу открытого моря, и до этого места Ванда и Вольдемар намеревались проводить беглеца. Граф Моринский рассчитывал в Англии подождать княгиню, которая хотела на несколько дней задержаться в Раковице, чтобы присутствовать на свадьбе сына и племянницы.
Уже совсем рассвело; суша постепенно уходила все дальше, перед судном уже лежало открытое море, и наступал час разлуки. Вдали показался берег, принадлежащий Альтенгофу, и совсем близко от судна в тумане вырисовался Буковый полуостров. На палубе произошла непродолжительная, но волнующая сцена прощания. Граф Моринский страдал больше всех. Несмотря на все усилия овладеть собой, он все же не выдержал, когда передал Ванду в руки ее будущего мужа. Вольдемар видел, что пора прекратить эти мучения; он быстро усадил свою невесту в подошедшую лодку, и та за несколько минут доставила их на Буковый полуостров, тогда как судно продолжало свой путь.
Ванда опустилась на камни, лежавшие на берегу, и тут дала волю своему горю. Вольдемар, стоявший возле нее, старался сохранить самообладание, но и на его лице выражалась вся серьезность этого момента.
— Ванда, — проговорил он, нежно взяв ее за руку, — ведь эта разлука не вечна; ничто не мешает нам время от времени навещать твоего отца. Через год ты снова увидишь его, обещаю тебе это.
Графиня печально покачала головой.
— Если мы тогда еще застанем его в живых! У меня такое предчувствие, что он в последний раз обнял меня.
Нордек молчал, у него при прощании появилась такая же мысль. Силы графа были надломлены; кто мог знать, на сколько времени их еще хватит?
— Ведь твой отец будет не один, — наконец возразил он. — Моя мать последует за ним, и этим решением она снимает с нас тяжелую заботу. Ты знаешь, как она любит своего единственного брата; она будет служить ему поддержкой, в которой он так нуждается.
Взгляд Ванды все еще был прикован к судну, исчезавшему вдали.
— Ты тоже теряешь свою мать сразу же после того, как нашел ее, — тихо произнесла она.
При этом воспоминании Вольдемар нахмурился.
— Ты думаешь, мне легко? Но все же я боюсь, что она права: у нас слишком одинаковые натуры, чтобы мы могли ужиться друг с другом. Если бы я был выходцем из ее народа или она — из моего, то, конечно, все было бы иначе, теперь же мы можем только протянуть друг другу руки через пропасть, но действовать заодно не в состоянии. Она увидела это яснее, чем я, и избрала самое лучшее для нас всех. Ее решение нас примирит.
Молодая графиня подняла на него свои темные, полные слез глаза.
— Ты забыл мрачное предсказание моего отца? Между нами тоже лежит роковая национальная рознь, сделавшая несчастными твоих родителей.
— Потому что между ними не было любви, — добавил Вольдемар. — Потому что основой их брака был холодный расчет. Я отвоевал свою невесту у этой роковой розни и сумею защитить от нее и свое счастье. Если действительно наш брак является риском, то мы можем себе это позволить.
Легкие облачка, плывшие по небу, стали окрашиваться в розовый оттенок, и на востоке заалела заря. Весь горизонт загорелся огненным сиянием, и волны были словно окаймлены расплавленным золотом. Сверкающее дневное светило медленно поднималось из воды все выше и выше, пока наконец, совсем отделившись от нее, не появилось на небе, светлое и яркое.
Первые лучи солнца достигли Букового полуострова и прорвали белый туман, расстилающийся между деревьями, он стал опускаться на покрытую росой траву и рассеялся по лесу. Утренний ветерок пробежал по густым вершинам буков, но их шелест не навевал больше мрачных разговоров, как тогда, на лесной лужайке Вилицы. Но именно там из осеннего тумана вырисовалась та мечта, которая теперь превратилась в действительность.
Вольдемар и Ванда находились как раз на том месте, где много лет тому назад стоял дикий, необузданный юноша, думавший, что стоит ему только протянуть руку, чтобы назвать своей собственностью то, что пробудило его первую страсть, где стоял избалованный ребенок, с детским легкомыслием игравший этой страстью. В то время они еще не знали жизни и ее трудностей, но с тех пор она приблизилась к ним со всеми своими проблемами, увлекла их за собой в ожесточенную борьбу и поставила между ними все, что только может разъединить двух людей. Однако старая легенда не обманула их, с той минуты, когда ее чары опутали эти юношеские сердца, они, несмотря на разлуку и отчуждение, оставались в ее власти, эти чары властно притягивали их друг к другу и победоносно провели через враждебность и ненависть к этой минуте.
Вольдемар обнял невесту и глубоко заглянул ей в глаза.
— Ты все еще думаешь, что Нордек и Моринская не могут быть счастливы вместе? — спросил он. — Мы преодолеем отчуждение, до сих пор разделявшее нас.
Ванда положила голову на его плечо.
— Тебе придется многое простить твоей жене. Я не могу отказаться от всего, что так долго было для меня свято и дорого. Не отрывай меня от моего народа, Вольдемар, там находится часть моей души!
— Разве я был когда-нибудь суров по отношению к тебе? — Голос Вольдемара звучал с той мягкостью, которую он — холодный, суровый человек — проявлял только к одному существу на свете. — Твои глаза научили покорности необузданного юношу и сумеют усмирять и мужа. Я знаю, что это отчуждение еще часто будет возникать между нами; оно, быть может, будет стоить тебе слез, а мне — серьезной борьбы, но я знаю, что в решительный момент моя Ванда будет там, где находилась, когда мне угрожала смертельная опасность, и где теперь всегда будет ее место: возле своего мужа.
Судно, увозившее беглеца с его родины, исчезло в туманной дали. Волновалось безбрежное синее море, а над Буковым полуостровом сияло своим золотистым светом яркое солнце. Море снова напевало свою вечную песнь, сотканную из завывания ветра и шума волн, среди которых слышался как бы далекий таинственный колокольный звон: это из морской глубины посылала привет Винета.