— Нет, я не мастер клинков, — ответил на мои заполошные мысли отец Чериар и улыбнулся.
Я вздрогнула. Его улыбка заставила мою кровь заледенеть в жилах. Было в ней что-то… неправильное. Будто в лицо мне оскалился хищник, желающий утолить свою жажду моей кровью.
— Как я понимаю, ты встретила одного из нас, — между тем проговорил Чериар. Выудил из складок сутаны уже знакомый мне кинжал, который я беспечно хранила за голенищем сапога, пренебрегая ножнами на поясе.
— Великолепная работа, — задумчиво продолжил священник, тронув подушечкой большого пальца лезвие. — Но я не чувствую на кинжале договора. Ты еще не заключила его?
— Нет, — буркнула я.
— Отлично! — Чериар воссиял самой радостной из всех возможных улыбок, словно не замечая, как меня начало трясти от этого. — Получается, ты свободна от каких-либо сделок, и я не перейду дорогу никому из своих собратьев.
Собратьев? Я никак не могла понять, о чем речь. Если Чериар — не мастер клинка, то кто он?
— Ох, ну что же в этом такого непонятного? — посетовал он, словно искренне огорчившись от моей недогадливости. — Мы — герпентолы. Как сказал бы твой невидимый спутник, племя торговцев. Наш хлеб — сделки, которые мы заключаем с людьми, и не только с людьми. Неважно, кто к нам обратится за помощью: дракон, тролль, фея или арахния. — На последнем слове Чериар сделал особое ударение. Помолчал немного и вкрадчиво завершил: — Мы для каждого найдем предмет торга.
— Спасибо, не нужно, — проворчала я. — Как ты видишь, я уже встретилась с одним из твоих братьев. И я знаю, что надлежит сделать, если вдруг надумаю заключить договор. Напоить кинжал своей кровью и сказать, чего я хочу. А там уже начнется торг.
— О, вот оно как. — Чериар задумчиво покачал головой. — Открытый договор. Неплохо, неплохо. Видно, ты встретила кого-то из древних. Они могут позволить себе долгое ожидание.
Я промолчала, не совсем понимая, о чем речь.
— Ну хорошо, — резко сменил тему разговора Чериар. — А булавка на твоей рубашке? Я не стал ее снимать, все равно ты не сумеешь до нее дотронуться. Это тоже предмет сделки, но, насколько я понимаю, не твоей. Так?
Я метнула опасливый взгляд в сторону Ульрики, которая, затаив дыхание, слушала наш разговор. Как-то мне совершенно не хочется признаваться при ней, что я ношу в себе частичку сознания известного драконоборца.
— Все понятно, можешь не продолжать, — любезно известил меня Чериар, подтвердив тем самым, что без малейших проблем читает мои мысли. Хмыкнул и потер подбородок. — Занятно, занятно. Но эта сделка действительно не твоя. Собственно, это вряд ли помешает мне.
— О чем вообще речь? — перебила его я и тут же пожалела о своей невоздержанности и недостаточно почтительном тоне.
Серые глаза Чериара полыхнули невыносимо болезненным огнем. Казалось, будто он наотмашь ударил меня, и я с трудом удержалась от стона.
— Видишь ли, мой маленький паучок, — промурлыкал он, подходя ближе. Хотя нет, это слово не подходит для его способа перемещения. Он словно перетек с места на место одним неуловимо длинным движением. Присел на краешек моей кровати и вновь одарил меня своей кровожадной ухмылкой, продолжив: — Мы, как я уже сказал, герпентолы. За последнее время тебе повезло встретиться аж с двумя представителями нашего народа. Но это неслыханная удача! Увы, мое племя умирает.
Я могла бы брякнуть, что ничуть этому не огорчаюсь, но мудро предпочла держать язык за зубами. Сдается, передо мной не тот собеседник, который мог бы пропустить мимо ушей мою наглую колкость.
— Я мог бы, конечно, вступить в брак с обычной человеческой женщиной и завести целый выводок чумазых крикливых детей, — медленно продолжил Чериар, и его зрачки хищно сузились, став совершенно змеиными. По всей видимости, эта идея его абсолютно не прельщала. Священник кивнул, словно отвечая на мою мысль, и негромко посетовал: — Проблема в том, что практически наверняка никто из моих так называемых потомков не унаследует мои способности и мою тень. Герпентолам тяжело размножаться. Как арахнии питаются жизненной энергией, так мы питаемся отчаянием и горем. Отсюда наше пристрастие к сделкам. К нашим услугам прибегают лишь тогда, когда иного просто не остается. Слишком суровые условия договора.
Я невольно вспомнила то условие, которое поставил перед Эдрианом мастер клинка. Жизнь его убийцы в обмен на жизнь первенца. Н-да, пожалуй, отец Чериар прав. Не сомневаюсь, что остальные договоры столь же суровы. На подобное соглашение пойдет лишь совершенно отчаявшийся человек, у которого нет иного выбора.
— Да, ты понимаешь меня. — Отец Чериар склонил голову набок и искоса глянул на меня. — Чтобы породить достойного детеныша, герпентолу приходится долго копить силу. Очень долго. Но случается и так, что все идет прахом. Чуть больше силы или чуть меньше — и тень убьет ребенка. Тогда все придется начинать сначала.
— Очень занимательно, — хрипло проговорила я. Помолчала немного и осторожно добавила: — Однако, право слово, я не совсем понимаю, какое отношение я и мои друзья имеем к проблемам размножения герпентолов.
— Твои друзья — никакого. — Отец Чериар равнодушно пожал плечами. Потом подался ко мне и вкрадчивым шепотком завершил: — А вот ты — самое наипрямейшее!
Заявление Чериара одновременно и напугало меня, и заинтриговало. Интересно, что ему от меня надо? Уж не хочет ли он…
Я коротко ругнулась, не смея завершить это предположение и в очередной раз окинув взглядом развратные сцены на стенах этой комнаты. Какой была моя первая мысль, когда я очнулась? Будто я угодила в опочивальню, созданную для любовных утех. Ой, сдается, я крупно, очень крупно влипла!
А в следующее мгновение я вдруг обнаружила герпентола в опасной близости от себя. Но на сей раз я не заметила, когда он пересел ближе — настолько стремительным было его движение. Я хотела бы отпрянуть, но, как и прежде, тело не повиновалось мне. И я почувствовала, как он оценивающе провел рукой по моей ноге — от щиколотки до самого бедра. От этого прикосновения меня в очередной раз бросило в холодную дрожь, но отец Чериар предпочел этого не заметить.
— Все эти смерти, — медленно и запинаясь проговорила я, пытаясь хоть ненамного отвлечь его внимание, — это ведь все вы, так? Вы сказали, что герпентолы питаются отчаянием.
— А отчаяние и слезы детей — самая сладкая пища для нас. — Чериар кивнул, подтверждая мои наихудшие предположения. Продолжил, не торопясь убрать свою руку с моего бедра и словно не замечая, как сильно мне это не нравится: — Видишь ли, мой сладкий паучок. Мне нужен детеныш. Очень нужен. Я живу достаточно на этом свете, чтобы возжелать появления ребенка, с которым можно разделить свою тень. Как я уже говорил, от человеческой женщины мне трудно получить достойное потомство. Однако я решил рискнуть. Просто потому, что при всем желании не находил иного выхода. Да, я убивал. Но лишь для того, чтобы породить новую жизнь. Кто меня осудит за это?
И вновь я прикусила язык, не позволив необдуманной фразе сорваться со своих губ. Даже если забыть на мгновение о всей омерзительности и недопустимости подобной затеи, все равно обмен остается крайне невыгодным. Жизнь десятка, а то и более детей за одного змееныша. И то далеко не факт, что у Чериара получится задуманное.