– Мне кажется, она относится к нам как к своим детям, – сказал Тревор, закрыв за ней дверь. – Говорит, это ужасно, что юной невесте пришлось пережить столько неприятностей во время медового месяца.
– Я не невеста, – отрезала Маргарет.
– Это только на один вечер, Мэгги. Ты же можешь притвориться на один вечер, правда?
– Думаю, да, – вздохнула девушка.
– Хорошо. Тогда давай умоемся и пойдем вниз. Синьора Бартоли предложила нам поесть горячего, а я только об этом и мечтаю.
Умывшись, они спустились на первый этаж и пошли в ту сторону, откуда по всему дому распространялся восхитительный пряный аромат пищи и доносился гул непринужденного разговора.
Они оказались на кухне. Помещение было большим, но половину места занимал длинный обеденный стол, во главе которого сидел пожилой, но крепкий мужчина. Рядом с ним стояли два пустых стула – видимо, предназначенные для Тревора и Маргарет. Далее за столом сидели двое мужчин среднего возраста. Две женщины, явно их жены, сидели рядом с ними. У одной на руках спал младенец. Шесть детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет занимали оставшееся место вокруг стола.
На другом конце стола, напротив хозяина, тоже стоял стул, предназначенный для хозяйки. Но синьоре Бартоли сидеть было некогда. Она бегала по кухне, помешивая еду в котлах, наполняя вином бокалы, нарезая хлеб и разливая по тарелкам горячий мясной суп с овощами. Было ужасно шумно, и Маргарет с удивлением подумала, как люди вокруг надеялись хоть что-то расслышать в таком гвалте и как ребенок мог так безмятежно спать на руках у матери. Это было странно и в то же время весело.
Разговор ненадолго затих, чтобы гости могли познакомиться с членами семьи. Они называли себя, а Тревор переводил Маргарет, кто кому кем доводится. Сначала она искренне пыталась все запомнить, но в конце концов сдалась. Все, что ей удалось запомнить, это что хозяйку дома звали София Бартоли, что пожилой мужчина по имени Густаво приходился ей мужем, что две молодые женщины были их дочерьми, а двое молодых мужчин – соответственно их мужьями.
Маргарет застенчиво улыбнулась хозяину. В ответ тот пристально осмотрел ее с головы до пят. Видимо, ему понравилось, что он увидел, потому что он улыбнулся ей, а потом указал рукой на место рядом с собой. Она приняла приглашение, а Тревор уселся на пустой стул напротив нее.
Разговор вокруг них возобновился. Все начали говорить одновременно, и на кухне опять стало шумно. Так продолжалось во время супа, пасты и рыбы. Для Маргарет, которая привыкла к мучительно-вежливому, ничего не значащему разговору, такая манера поведения была удивительной. Она радовалась непринужденной атмосфере, хотя не понимала, о чем идет разговор.
Мужчины вели ожесточенный спор. Судя по экспрессивным интонациям их голосов, темой спора скорее всего была политика. Дети возились и играли, берясь за ложки только после того, как их матери сурово напоминали им о еде. София большую часть времени бегала между плитой и столом, подавая еду. Две молодые женщины сидели вместе и, похоже, разговаривали о младенце, который все еще спал в объятиях матери, не ведая о том, что творится вокруг.
Маргарет наблюдала за людьми вокруг, и ей стало завидно. О такой семье можно только мечтать.
К Маргарет подошла София, собираясь положить ей еще порцию рыбы.
– Нет-нет, пожалуйста, – взмолилась Маргарет, накрывая ладонями тарелку. – Больше не надо.
Пожилая женщина сказала что-то Тревору, и тот перевел ей:
– София беспокоится, что тебе не нравится, как она готовит.
– О нет, все очень вкусно, – ответила Маргарет, надеясь, что ее отказ не очень обидит хозяйку. – Дело в том, что мне действительно не надо есть так много.
Пока Тревор переводил ее слова, Маргарет смотрела на Софию. Пожилая женщина покачала головой и что-то сказала. Тревор улыбнулся.
– Что она сказала? – шепнула Маргарет.
– Она сказала, что раз ты замужняя женщина, тебе нужно много есть.
– Но почему?
Тревор окинул ее пристальным, оценивающим взглядом, медленно коснулся им ее губ, плеч, рук, а потом посмотрел ей в глаза.
– Потому что не исключено, что ты ешь за двоих, – наконец ответил Тревор.
Маргарет опять покраснела. Увидев такую реакцию, София рассмеялась. В ее искрящихся глазах светилось материнское одобрение. Она с чувством потрепала ее по щеке и только потом отвернулась.
Тревор не смеялся. Он просто смотрел на нее, улыбаясь одним уголком рта, и Маргарет вновь иочувствовала, какую власть он имеет над ней. Взгляд Тревора завораживал, заставлял ее забыть обо всем на свете. Маргарет казалось, будто в мире остались только она и Тревор. Именно таким образом влюбленный жених мог смотреть на свою юную жену – интимным взглядом, говорящим о нежности и любви, о скрытой страсти и секретах, доступных лишь им двоим.
Это было притворством, но у Тревора это хорошо получалось. Так хорошо, что на мгновение Маргарет показалось, будто он действительно любит ее.
Он отвел взгляд раньше, чем это сделала Маргарет, и чары рассеялись. Девушка приняла из рук Софии чашку кофе, а Тревор вступил в разговор с мужчинами. Искоса глядя на него, Маргарет думала, что же на самом деле он чувствует по отношению к ней.
С жестокой откровенностью Тревор называл ее испорченным ребенком, но она все еще могла слышать его опаленный страстью голос, шепчущий ей о том, какая она сладкая и желанная. Тревор дразнил и смущал ее, командовал ею, но он спас ее от бандитов. Ему нужны были только ее деньги, но он смотрел на нее так, как будто желал завоевать ее любовь. Одним своим словом Тревор мог привести ее в бешенство, одним поцелуем – возбудить в ней страсть. И каждый раз, когда ей казалось, что она раскусила этого мужчину, он все переворачивал с ног на голову.
Тревор что-то сказал, и мужчины вокруг рассмеялись, а Густаво одобрительно хлопнул его по плечу. Он едва знал этих людей, но создавалось впечатление, будто он был частью их семьи, просто еще один сын, который пришел в гости к отцу и матери на воскресный обед. Однако собственный брат Тревора выгнал его из дома. Маргарет не знала, можно ли верить истории, которую он рассказал, но сердце говорило ей, что Тревор не лгал. Но может быть, только глупцы доверяют голосу сердца?
«Я еще не раскусила тебя до конца, Тревор Сент-Джеймс, – думала Маргарет, наблюдая за ним. – Но я постараюсь это сделать».
Когда еда подошла к концу, дочери Густаво и Софии вместе с внуками отправились по домам, и в кухне воцарилась тишина. Густаво и Тревор вышли на улицу, чтобы выкурить по сигарете, а София начала убирать со стола. Маргарет предложила ей помощь, но женщина налила ей еще кофе и отослала с кухни.
Девушка направилась вместе с чашкой в общую комнату и сразу же обнаружила в одном углу на маленьком столике самодельную шахматную доску и коробку с деревянными фигурами. Когда Тревор появился на пороге комнаты, он увидел ее рядом с доской и подошел поближе.