Но у Вернона были более серьезные планы. Они с Хирамом скупили почти все земли, так как собирались построить собственную железную дорогу, проложить ветку от Монро до Шривпорта. Топографы и инженеры уже сказали ему, что по геологическим причинам невозможно провести дорогу через Каллерсвилл, но Вернон не обратил на это внимания. Он хотел построить совершенно новый город и уже выбрал место – в шести милях к северу, прямо у края персикового сада Оливии Мейленд. И теперь ему мешало лишь упрямство Оливии. Проклятие! Она могла все испортить.
Вернон вспомнил тот день одиннадцать лет назад, когда ее отец высмеял его, отказавшись выдать за него Оливию. И ее папочка даже пообещал его пристрелить, если он отважится ухаживать за ней. Спустя столько лет Вернон все еще слышал пьяный смех Сэмюела Мейтленда.
– Что вы собираетесь сказать мистеру Джеймисону? – спросил Джошуа.
– Правду, – ответил Вернон. – Скажу, что у меня все здесь под контролем. – Он откусил кончик сигары и сплюнул в медную пепельницу, стоящую рядом с креслом. – Я как-нибудь заставлю Оливию продать мне землю.
– Но как?
– Я поговорю с ней у церкви в воскресенье. И подниму цену, посмотрим, убедит ли это ее, – сказал Вернон, раскуривая сигару. – Если она и тогда не захочет продавать, придется применить более жесткие методы убеждения.
Джошуа поднял на собеседника свои выцветшие серые глаза.
– Если дело дойдет до этого, мне понадобится много денег.
– Если дойдет до этого, ты их получишь, – пообещал Вернон. – Непременно получишь.
Конору надоело лежать в постели. Бесконечно лежать, ничего не делая, только спать или думать, уставившись на стены, – это сводило его с ума.
Ему хотелось побыстрее покинуть этот дом. Ужасно, что про его страдания и позорные секреты узнали три невинные девочки и их пуританка-мать. Он не знал, как много поведал о своих переживаниях в Маунтджое, но в любом случае они услышали вполне достаточно.
И если наступает один из тяжелых периодов в его жизни, то он хотел бы преодолеть его по-своему. Один. А тут не боксерский ринг, где можно выпустить пар. Тут не безликий номер в гостинице, где он мог бы обрести пристанище. К тому же тут не было виски, которым он мог бы затуманить свой мозг.
Единственным развлечением была она – Оливия Мейтленд, приносившая ему подносы с супом, выносившая его ночной горшок и ничего больше не говорившая – про его кошмары, которые не давали ему уснуть в первые несколько дней. Она пыталась кормить его, а он протестовал, отказывался, не желал, чтобы его баловали, как грудного младенца. И теперь он ел сам, хоть это и стоило ему огромных усилий.
Его удивили слова хозяйки о том, что она никогда не была замужем. Конор пытался представить себе чопорную Оливию Мейтленд в роли «женщины с алой буквой», [3] но ему это никак не удавалось. Девочки были приемными детьми – в том не было никаких сомнений.
Чтобы хоть чем-то занять его, Оливия принесла ему несколько книг. Но Конор не стал говорить, что не умеет читать, что никогда не ходил в школу. Школы и книги – это для детей богатых протестантов, у которых были наставники. О чтении он никогда не задумывался, но, перелистывая страницы одной из книг и разглядывая непонятные слова, вдруг подумал: хорошо бы научиться читать. Хотя, конечно же, чтение – это не для мужчины, зарабатывающего себе на жизнь на боксерском ринге.
Не желая постоянно спать и не имея других занятий, Конор пытался чем-нибудь отвлечься. И вот как-то раз, на седьмой день его пребывания в постели, дверь отворилась и в комнату вошла Кэрри. Увидев девочку, он очень обрадовался обществу.
– Доброе утро, мистер Конор, – проговорила она. Прислонившись к дверному косяку, девочка бросила взгляд в коридор, потом вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Мне не полагается заходить сюда. – Теперь она говорила погромче. – Мама так сказала.
– Мне не хотелось бы, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, – сказал Конор с улыбкой.
– Ничего страшного. – Малышка махнула рукой. – У меня и так сплошные неприятности.
Конор невольно рассмеялся. Девочка же приблизилась к кровати и, перегнувшись через спинку, внимательно посмотрела на него.
– Я подумала, что вам тут очень одиноко.
«Одиноко – слишком слабо сказано», – подумал Конор.
– Да, пожалуй, – кивнул он.
– Ужасно не люблю болеть, – сообщила малышка. – Нечем заняться. Когда болеешь – всегда очень скучно.
«Особенно здесь, где даже виски не выпьешь», – со вздохом подумал Конор.
– Вы любите рыбалку? – неожиданно спросила Кэрри.
Он тотчас же вспомнил про рыбу, выловленную из реки землевладельца, – там, дома. Тем, кого заставали за этим занятием, полагались разные наказания, но его ни разу не поймали. И им с Майклом доставляло огромное удовольствие воровать великолепную форель лорда Эверсли.
– Да, люблю.
Девочка радостно улыбнулась.
– А лазить на деревья? Когда-нибудь пробовали?
– В свое время я часто лазил на деревья, малышка.
– А свистеть умеете?
Он вытянул губы трубочкой и засвистел что-то веселое.
Кэрри засмеялась.
– Вы мне нравитесь, мистер Конор, – сообщила она. – У вас замечательно все получится.
Что именно получится, он не понял. Тут девочка вдруг нахмурилась и, склонив голову к плечу, проговорила:
– А вот маме вы не нравитесь. Она говорит, что вы нехороший, потому что были в тюрьме. И еще она говорит, что у вас мерзкий характер. Это правда?
– Иногда действительно мерзкий, – ответил Конор с ухмылкой.
Девочка внимательно посмотрела на него, потом сказала:
– Но мерзкий – это означает плохой. А я не думаю, что вы плохой. Хотя ругались вы ужасно громко. В первую ночь вы кричали, что тут всюду… оранжевые мужчины. – Девочка наморщила лоб. – Но ведь мужчины не бывают оранжевыми, мистер Конор. Если только они не раскрашенные, как индейцы? Вы говорили про индейцев?
– Нет, про британцев, – ответил Конор.
Десятилетняя американская девочка, конечно, ничего не знала о британских протестантах-оранжистах и ирландских католиках-зеленых, но казалось, что его краткое объяснение вполне удовлетворило ее.
– Кэрри! – Со стороны открытого окна раздался голос Оливии Мейтленд.
Девочка на мгновение замерла, потом отошла от кровати.
– Ах, мистер Конор, мне нужно идти.
Она направилась к двери. Уже взявшись за ручку, оглянулась и спросила: