Маргарет перебила его:
— Доктор Уинчестер, не желаете ли вы тоже бросить это дело — или предпочтете продолжать его на условиях вам известных?
— Бросить его! Я никогда не бросаю своего пациента, пока в нем теплится жизнь!
Она промолчала, но протянула руку, и он бережно пожал ее.
— Что ж, — продолжала девушка, — сэр Джеймс знает ненамного больше вас о состоянии моего отца, и будь он хоть на сотую часть заинтересован в этом, как вы, то не выставил бы подобных притязаний. Но конечно, я слишком волнуюсь о бедном отце, и, если появится возможность выполнить некоторые из условий доктора Фрере, я это сделаю. Сегодня попрошу прийти сюда мистера Марвина и попытаюсь получить от него совет — можно ли отступать от пожеланий отца. Если он полагает, что я могу действовать на свой страх и риск, то я не поколеблюсь сделать это.
Вскоре доктор Уинчестер откланялся, а мисс Трелони не без моей помощи написала письмо мистеру Марвину, в котором она сообщала о ситуации в доме и просила его нанести визит. Письмо было отправлено с каретой, предназначенной для поверенного, а нам осталось только вооружиться терпением и ждать.
Путь от Кенсингтон-Палас-Гарденздо «Линкольнзинн» не слишком далек, и менее чем через час мистер Марвин был с нами. Понимая нетерпение Маргарет, он едва ли не с порога спросил у нее:
— Когда вам угодно обсудить со мною детали, касающиеся желаний вашего отца?
— В любое время, — ответила она, очевидно не понимая его намека.
— Почему бы не сейчас? Но… — Он посмотрел на меня как на конкурента и выпалил: — Мы не одни.
— Я специально пригласила сюда мистера Росса, — успокоила она поверенного, — Он уже столько знает, поэтому я хочу, чтобы он узнал еще больше.
Мистер Марвин казался несколько смущенным. Те, кто знал его по выступлениям в суде, вряд ли поверили бы в это.
— Но, любезная юная леди, пожелания вашего отца! Конфиденциальность…
Мисс Трелони перебила его с выступившим на бледных щеках румянцем:
— Вы действительно полагаете, что это соответствует настоящим обстоятельствам, мистер Марвин? Отец никогда не был откровенен со мной, а теперь я должна узнать о его пожеланиях от чужого мне джентльмена, о котором понятия не имела до того, как вскрыла письмо отца, написанное на случай такой крайности… Я полностью доверяю мистеру Россу и хочу, чтобы он присутствовал здесь. Разумеется, — добавила она, — лишь в том случае, если это не запрещено моим отцом. Ах! Простите меня, мистер Марвин, если я кажусь вам резкой, но мне так трудно…
Маргарет на несколько секунд закрыла рукой глаза, а мы с мистером Марвином, обменявшись взглядами, пытались казаться бесстрастными. Она продолжала, на этот раз более твердым голосом:
— Пожалуйста, не думайте, мистер Марвин, что я не благодарна вам за вашу доброту и за то, что вы быстро приехали. Если вы настаиваете, мы можем остаться одни.
Я поднялся, но поверенный сделал протестующий жест. Очевидно, ему понравились ее слова, и он отвечал с сочувствием в голосе:
— Что вы, никоим образом! Ваш отец не сделал никаких указаний по поводу чьего-либо участия, а я со своей стороны с радостью пойду вам навстречу. Из ваших разъяснений о болезни мистера Трелони и прочих происшествий следует, что возможность зловещего развития событий должна управляться непререкаемыми инструкциями вашего отца. Ибо, пожалуйста, поймите меня, его требования неоспоримы. Они настолько жестки, что он наделил меня властью, позволяющей мне надзирать за их выполнением. Пока он жив, он должен оставаться в своей комнате, где ничего нельзя двигать, ни в коем случае! Он даже предоставил список предметов, которые должны оставаться на своих местах.
Маргарет молчала. Она казалась опечаленной, и, полагая, что знаю причину этого, я спросил:
— Можно посмотреть этот список?
Лицо девушки мгновенно просветлело, но снова омрачилось грустью при быстром ответе поверенного, — а он явно был готов к этому вопросу.
— Только не в случае, если я принужден применить власть поверенного. Я захватил этот документ с собой. Убедитесь, мистер Росс, — он протянул мне документ, — как грамотно он составлен и насколько исчерпывающе доверитель высказывает свои пожелания, исключая любые уловки. Таковы его собственные слова, не считая некоторых формальностей, и я заверяю вас, что редко видел более надежный документ. Даже я не имею права позволить малейшее послабление его инструкциям без явного нарушения доверия. А это, сами понимаете, невозможно. — Очевидно, последние слова он добавил, чтобы предотвратить обращения к его сочувствию. Впрочем, ему явно не понравилась жесткость собственных слов, и он миролюбиво продолжил: — Надеюсь, мисс Трелони, вам понятно мое искреннее и однозначное желание сделать все, что могу в пределах своей власти, для облегчения вашей беды. Но в поступках вашего отца были собственные цели, которые он не раскрывал мне. Насколько я понимаю, в его наставлениях нет ни единого необдуманного слова. — Он тяжело вздохнул. — Наверняка я опечалил вас и искренне переживаю по этому поводу, поскольку вижу, что вам многое довелось перенести. Но выбора у меня нет. Если хотите посоветоваться со мной по любому поводу, я обещаю прийти, не задерживаясь ни на минуту, в любой час дня и ночи. Вам известен мой адрес, а вот — адрес клуба, где меня обычно можно найти по вечерам.
С этими словами он протянул ей листок из своей записной книжки, затем с вежливым поклоном удалился. Едва закрылась дверь в холле, как в кабинет вошла экономка. На лице ее читалось такое горе, что Маргарет, побледнев, поднялась ей навстречу и спросила:
— В чем дело, миссис Грант? Случилось еще что-нибудь?
— С горечью сообщаю, мисс, что все слуги, за исключением двух, уведомили меня, что желают покинуть дом сегодня. Они уже обсудили это дело между собой, и теперь дворецкий высказался за всех. Он говорит, что, хотя им очень жаль терять жалованье, но они готовы даже выплатить неустойку, лишь бы уйти сегодня же.
— Какую причину они называют?
— Никакой, мисс. Я спросила Джейн, горничную с верхнего этажа, которая держится особняком от них, и девушка по секрету сказала мне, что они вбили в свои глупые головы, будто дом населяют привидения!
Первой пришла в себя мисс Трелони. Гордо выпрямившись, она высокомерным тоном произнесла:
— Прекрасно, миссис Грант, пусть они уходят! Заплатите им сегодня месячное жалованье. До сих пор они были очень хорошими слугами, однако нельзя ожидать большой преданности от тех, кого обуревают страхи. Те, кто останется в доме, получат жалованье в двойном размере.
Экономка с трудом сдерживала негодование:
— Подумать только, уйти от такой хорошей хозяйки! В жизни не видела, чтобы кто-либо так по-доброму обращался со слугами. А едва беда на пороге — полюбуйтесь, как они поступают! Это наглость, другого слова не подобрать!