Подошла Валентина, на правах хозяйки приняла от меня плащ.
Стол был накрыт на троих: небольшие тарелки, прикрытые салфетками, бокалы, белое сухое вино, виноград, фрукты, икра, хлеб, масло и ваза с шоколадом, плитки которого были освобождены от упаковки и разложены веером по ее окружности.
Строгое изобилие — так я охарактеризовала это зрелище.
— Нам надо обязательно пригубить вина, — сказала Екатерина Дмитриевна. — Выпить за обоюдное желание говорить и договариваться.
— И за способность находить компромисс в острых моментах, — добавила Валентина. Екатерина Дмитриевна, взявшаяся за наполнение бокалов, посмотрела на нее с укоризной.
— Как вы, молодежь, бываете порой излишне прямолинейны! — покачала она головой, поднимая бокал.
Тостов было произнесено аж целых два, и я, не чинясь, попробовала, чем это они меня поят. Чем — не поняла, не такой уж я большой специалист по части спиртного, но изысканность напитка определила сразу.
— Прямолинейность — неплохое качество, особенно когда сходятся вместе, — я обвела глазами Гореловых, — люди, благополучие которых зависит друг от друга.
Они переглянулись, и Валентина открыла было рот, но продолжила я:
— Да, Екатерина Дмитриевна, вы были правы, сейчас я работаю на Рогова. Желание его вам известно — переместить долю Валерия из капитала «Фавора» на счета своей фирмы. Рогову известно, что без вашего доброго на то согласия эта операция вряд ли возможна. Нам всем известно, что доброго вашего согласия на такую операцию не может быть в принципе. И, наконец, мне известно, что в силу некоторых обстоятельств, к которым вы, Екатерина Дмитриевна, — я чуть ли не поклонилась ей, вдохновленная своей речью, — и ты, Валентина, — я кивнула в ее сторону, — имеете самое непосредственное отношение, вашего согласия на перемещение капитала Валерия добиться все-таки можно.
Я смолкла. Молчали и они, глядя в свои тарелки. Ну, дожидаться вашего ответа я не буду.
— Чтобы быть действительно прямолинейной, скажу, что эти обстоятельства имеют непосредственное отношение к смертям Галины Шведовой, Владимира Богомолова и, конечно, самого Валерия Рогова.
— Вот так вот прямо всех трех? — криво улыбнулась Валентина, и я в ответ медленно наклонила голову.
— Да. Даже Богомолова.
— Погоди, дочка.
Екатерина Дмитриевна, серьезная до предела, водила пальцем по краю своего бокала.
— Не торопись. Еще не все досказано. Предпосылки были, обстоятельства были. Теперь поведайте о целях, Татьяна Александровна, хоть они и очевидны.
Я вздохнула и вспомнила о сигаретах, оставшихся в сумочке.
— Да, они очевидны, — согласилась я спокойно и устало. — Шантажируя вас вашей причастностью к смерти каждого из трех названных мной людей, добиться-таки перемещения денег Валерия на счет фирмы Рогова-старшего. Ни больше ни меньше. Вы будете возмущаться?
— Нет, — покачала головой Екатерина Дмитриевна. — Возмущаться в этом случае и бессмысленно, и… непродуктивно, что ли?
— Безрезультатно, — не совсем точно поправила ее Валентина. — Пусть возмущается Семен Геннадьевич, ему это нравится. Здорово, Татьяна! — восхитилась она. — Вчерашним вечером мы поставили Рогову одну шишку, а вы сегодня в ответ ставите нам целых три. Но имейте в виду, мы намерены защищаться. Выпьем за это?
— Нет, — Екатерина Дмитриевна снова покачала головой. — В таком разговоре я хочу быть трезвой.
Валя допила все, что оставалось в ее бокале, и налила себе еще. Я тоже сделала глоток.
— Не следут спрашивать, сколько платит вам Рогов. Хотите, мы дадим больше?
Прямолинейна Екатерина Дмитриевна, слов нет!
— Сколько бы вы ни предложили, это для меня невыгодно. — И, увидев ее поднявшиеся в удивлении брови, я поспешила пояснить: — Даже при вашем абсолютном молчании об этой сделке нет гарантии, что Рогов, пусть бездоказательно, не распустит о ней слухов. А кому нужен частный детектив с подмоченной репутацией? Вот если бы с самого начала наняли меня вы, скажем, для того чтобы уничтожить по делу все улики, очерняющие вас…
— Знать, где упасть — соломки подстелить!.. — невесело рассмеялась Екатерина Дмитриевна и махнула рукой. — Ну, ладно. А теперь скажите, что это вы разговариваете с нами как с убийцами?
Настала моя очередь рассмеяться — как неуклюже она попыталась перейти в атаку!
— Что вы, что вы! Вы никого не застрелили, не зарезали, не утопили, — я глянула на Валентину, — никому не сделали аборт, — перевела взгляд на Екатерину Дмитриевну, — и никому собственноручно не вводили лошадиной дозы наркотика. Но тем не менее к каждой из трех смертей вы имеете непосредственное отношение. Я уже это говорила. Вам нужны пояснения?
— Послушаем, Валь?
Матушка была явно встревожена.
— С чего начнете? — захорохорилась дочка.
— С начала, — развела я руками, — с Галины Канифоль. Ой, извините, Шведовой.
Я встала, подошла к вешалке и достала сигареты. Пепельница стояла на столе.
— Чисто по-женски я понимаю ваши чувства, Валя, когда Валерий оставил вас и сошелся со Шведовой, — сказала я, прикуривая. — И даже понимаю, хоть и не так отчетливо, желание его вернуть. — Глаза ее сделались злыми и поджались губы. — Но скажите на милость, как можно было полагаться на эту липовую бумажку, подписав которую, Валерий получил право на прибыль от «тобольского» договора? Хоть и рассчитывали вы на неискушенность Шведовой в области правильного с юридической точки зрения оформления документов, но не могли же надеяться, что обязательство Валерия год не жениться ни на ком, кроме вас, заставит Галину уйти от него, оставить его вам? Тем более что и сам он этого не хотел. Ведь Валерий представлял, какой документ он подписывает. Здесь и вы, Екатерина Дмитриевна, руку приложили, как хозяйка фирмы, от имени которой Валерий заключил договор с самарским «Тоболом».
Матушка по-прежнему сосредоточенно водила пальцем по краю бокала и, черт возьми, молчала как рыба об лед!
— На каком месяце беременности была Галина в то время?
— На пятом, — ответила Валя и заговорила горячо и быстро: — Но мы не хотели того, что произошло потом. Кто мог знать, что эта Канифоль так психанет! Да, кровь ей попортить, да, нервишки покрутить. Тем более что Валерка собирался выполнить условие и действительно год на ней не жениться. Была бы она нормальной, да разве приняла бы это так близко к сердцу! Валера на радостях попытался ей все объяснить по телефону, он в Самару уезжал, этот договор подписывать, так она примчалась и закатила ему истерику. При нас! Мам, ты помнишь? Он ей твердит, что за отсрочку свадьбы платят десять «лимонов», а она в ответ…
— Да, — произнесла негромко Екатерина Дмитриевна и прервала словоизвержение дочери, как затычку вставила.
— Да, — согласилась я со всем сказанным. — Несерьезно получилось для всех, кроме Галины. А она пошла на аборт. На пятом-то месяце. Валерий, наверное, как раз в командировке был, в Самаре?