– Подожди, – сказал Стив, – еще есть надежда. У меня где-то в карманах спички были. В отеле на всякий случай прихватил. Если только не потерял по дороге. Вечно я что-то теряю.
Марушка молча ждала.
Стив порылся в карманах и действительно нашел маленький кокетливый коробок спичек.
Они берегли их, эти счастливо найденные спички, как самое главное сокровище! Но все равно – половина сломалась, даже не сумев зажечься.
– Ну все! Осталось только две! – печально провозгласил Стив.
Марушка чувствовала, что он уже совершенно не верит в то, что поиски их увенчаются успехом.
– Подожди-ка, – попросила она, – давай чуть-чуть просто так постоим.
Она снова принялась вслушиваться в тишину. И вновь ей показалось, что она ничего не слышит. Однако ей захотелось напоследок пройти еще немного по короткой узкой тропе, которая вела к двум могилам.
Стив безропотно шел за ней.
– Вот здесь, – остановилась Марико, – здесь попробуй зажечь спичку, пожалуйста.
Спичка зажглась сразу же, осветив табличку на свежем холмике. На табличке значилось имя отца и годы его жизни.
– Папа! – сказала Марико.
– У нас осталась еще одна спичка! – воскликнул Стив. – Хочешь, я зажгу?
– Нет. Не надо. Выходи на центральную аллею и жди меня там, – попросила девушка.
Главная аллея, как оказалось, была совсем близко. Если б знать, разве плутали бы они столько!
Стив послушно ушел и встал под фонарем. Хорошие ориентиры: фонарь и Стив.
Марико повернулась к отцовской могиле.
– Папа, вот я пришла к тебе, – громко сказала она.
Ей очень хотелось, чтобы он ее услышал.
– Ты мне нужен был живой, а тебя никогда рядом не было! И вот видишь, что теперь! А ведь я – твоя дочь! Я имела на тебя право!
Ей вдруг показалось, что внутри ее зазвучал голос отца:
– Ты имела на меня право. И имеешь. Я остался. Я передал себя тебе. Разве не так?
– Так, – согласилась дочь, – это так. Но ты никогда ничего мне не рассказывал. А теперь уже поздно.
– Я все тебе рассказывал, – послышался ответ. – Все рассказывал, только ты не хотела слушать.
– Ты рассказывал только о своих фантазиях. О Големе. Что тут было слушать, папа?
– Это и была моя жизнь. Вот и все. Больше мне и сказать нечего.
Марико почувствовала мучительную боль там, где, как ей казалось, помещалась ее душа.
– Кто с тобой это сделал, папа? – спросила она вслух, стараясь, чтобы голос ее не дрожал.
– Я ничего не знаю об этом. Я упал. И наступила тьма.
– Почему ты там оказался? Ночью? У реки? Ты был один?
– Я не помню.
– Ты нашел людей, чтобы сотворить голема?
– Я не помню. И это теперь не важно.
– Да. Теперь все не важно. Важно, что я тебя больше никогда не увижу. А ты мне был так нужен!
– Я теперь всегда тут. И никуда не денусь.
– Это не то, – заплакала дочь. – У меня нет воспоминаний! Мне нечего вспомнить о тебе. Почти нечего!
– Ты – мое продолжение. Ты – моя наследница. Тебе достанется моя квартира.
– Зачем мне твоя квартира? Я могла бы тебе купить десять таких квартир! – не унималась Марико.
– Она тебе нужна, потому что она – моя. Там вся моя жизнь. Там все о големе. Найди и изучи. Ты смышленая. Ты сможешь. И там – мои мысли, все, чем я жил.
– Ах, папа, папа! О чем ты сейчас!
– О том, что я с тобой.
– Да, это – да. Теперь ты со мной, верно.
– Я всю жизнь учился. И кое-что постиг.
Марушка не стала говорить, что ей жаль, что папа так и не постиг главное: как любить живых людей.
– Я люблю тебя, – сказал отец. – И кое-что могу.
Может быть, подумала Марико. Может быть, и так.
Ведь она все-таки нашла эту могилу. Кто-то ее привел именно сюда?
– Я же тебя позвал, – отозвался папа, – и ты услышала. Значит, что-то я умею.
– Я буду к тебе приходить, папа, – сказала Марушка.
– Не грусти обо мне, – велел отец.
– Я все равно грущу. Как можно не грустить? – вздохнула дочь.
– Я теперь всегда здесь.
– Да. Теперь здесь. Я буду приходить, – пообещала Марико.
– И мы много еще друг другу скажем, – отозвался из глубины ее души голос отца.
Оказывается, он все-таки научился творить чудеса. Так подумала дочь об отце. Она наклонилась и погладила мягкую землю могилы. Земля показалась ей живой, теплой.
Марико выпрямилась, помахала рукой отцу:
– Я вернусь. Покойся с миром.
Стив терпеливо ждал ее у фонаря.
– Хорошо поговорили? – с пониманием спросил он.
– Мне правда казалось, что папа отвечал мне, – словно возвращаясь из сна, поделилась Марико.
– Конечно! Еще бы не отвечал! Ты же часть его, ты его всегда услышишь.
Стив сказал то, что почудилось ей только что у могилы.
– Раньше не слышала, – удивилась девушка.
– Значит, не хотела. Не время было, понимаешь?
– Откуда ты все знаешь? – спросила Марико.
Они шли по центральной аллее к выходу. Даже слегка слышался уже вечерний городской шум.
– О! Это что! Видела бы ты меня при жизни! – выразительно произнес Стив.
– Видела, – засмеялась Марико. – И еще увижу.
– И как тебе? – Стив заглянул ей в глаза.
– Мне – отлично.
– И мне. Мне кажется, я твоему папе понравился.
– Наверное, да. Иначе спичка ни за что бы не зажглась.
И дальше они пошли в обнимку.
Жизнь продолжалась. И продолжалась хорошо, правильно.
Только в самолете, летевшем в Москву, Наташа, оставшись наедине со своими мыслями, испытала некое подобие ужаса. С того самого момента, как обнаружила она у мужа билеты в Прагу и все остальное-прочее, она ощущала себя как, наверное, воин на поле битвы. Ей было не до глубокомысленных размышлений и приятных воспоминаний. Она действовала, потому что видела в действии спасение.
Теперь, сидя в полупустом салоне железной птицы, она вдруг ужаснулась ледяной правде: жизнь ее сломана. Даже если бы она, например, вернулась сейчас домой и сделала вид, что ничегошеньки не случилось, внутри-то все равно осталось бы ощущение катастрофы и полной погибели. И самой себе не скажешь: