Человека ли?..
Кем бы ни был убийца, в извращенном чувстве юмора ему не откажешь. Он видел картину и решил повторить сюжет с русалкой — иначе трактовать то, что маячит перед глазами Алекса, невозможно. Но Джан-Франко — не русалка и даже не тритон (кажется, так называются русалки мужского пола); хвоста у него нет. Перепонок между пальцами тоже. И загарпуненная mermaid с картины, несмотря на выпавшие на ее долю испытания, была живой.
А Джан-Франко — мертв.
Мертв.
«NOTHING CAN BE DONE».
Но Алекс должен сделать хоть что-то. Закричать, броситься вон, слететь с горы с максимально возможной скоростью, позвать людей, привести помощь. Вместо этого он пребывает в оцепенении, сидя на полу (как он оказался на полу?). Выпавший из рук фонарик предоставлен сам себе и освещает теперь невысокие бортики душевой кабины и шею Джан-Франко. Бармен — не русалка, не тритон, у него нет и не может быть жабр. Полоса на шее — не жабры. Она имеет не естественное, а искусственное происхождение: у Джан-Франко перерезано горло!..
До чертовой русалки был еще синьор Тавиани, умерший своей смертью, в своем собственном доме. Его кончина казалась тихой и даже торжественной. Но сквозь ту, исполненную достоинства смерть просматривается эта, чудовищная по сути своей. Полосы на шее старика-сторожа и бармена — идентичны, разница лишь в том, что в первом случае Алекс имел дело с эскизом смерти, а во втором — с ее кровавым воплощением.
Тело несчастного продавца рубашек как будто налито свинцом, он не может пошевелить ни рукой, ни ногой и с трудом сдерживает приступы тошноты. Каким образом в зловонную жижу, которую Алекс вот-вот готов извергнуть из себя, затесались мысли о Кьяре и Лео, о пустом и мрачном «Левиафане», о жути всего происходящего — неизвестно, но они стоят там, по пояс в мерзких рвотных массах, и ожидают спасения. Спасением были бы ответы на вопросы, пусть и самые приблизительные. Каким образом Джан-Франко попал в «Левиафан» и куда делись остальные? Живы ли они? Учитывая вспоротое горло бармена и отчаянный призыв о помощи, полученный Алексом несколько часов назад, ответ выглядит совсем неоднозначно.
Почему Джан-Франко дал убить себя без всякого сопротивления? Следов борьбы нет, а ведь будущий родственник Алекса — крепкий мужчина, способный постоять за себя в любой ситуации. Следов борьбы нет — или просто Алекс не видит их?
Он жестоко ошибся, решив путешествовать по дому в кромешной тьме. Всего-то и нужно было, что пересечь плато, попасть в маленький домик на его краю и попытаться запустить генератор. Наверное, это можно сделать и сейчас, но сама мысль о том, что придется углубиться в темные закоулки дома, прежде чем выберешься на волю, заставляет все естество Алекса трепетать.
Беда в том, что он — не храбрец, не герой. Стоит ему выбраться из «Левиафана», и ноги тут же понесут Алекса к «козьей тропе». И ничто его не остановит — даже осознание того, что в доме осталась его сестра. О том, что Кьяра не покидала поднебесный приют метеоролога, свидетельствуют ее вещи. Вряд ли человек в здравом уме и трезвой памяти уйдет из дома в ночь и метель без верхней одежды, без ботинок… В здравом уме — да! Но ситуацию, в которую она попала, нормальной не назовешь, тут уж не до ботинок, не до куртки. Почувствовав опасность, Кьяра просто ускользнула, так хочется думать Алексу. Сестра не раз попадала в переделки во время своих странствий, об этом он знает из первых рук, хотя подробности, как правило, опускаются.
Кьяра не даст себя в обиду и будет сражаться, как львица!
Вот черт, то же самое он мог бы сказать и о крепком телом и духом Джан-Франко, но тело Джан-Франко болтается сейчас перед Алексом, подобно свиной туше, вздернутой на крюк. Почему он не сопротивлялся?
Был застигнут врасплох и не ожидал нападения?
Ну да, не ожидал, иначе не полез бы в кабинку.
Но даже будучи стесненным ее небольшими размерами, можно было побороться за жизнь. Сорвать шланг, снести дверцы, да мало ли…
Луч фонарика, снова оказавшегося в руке Алекса, шарит по внутренностям кабинки, стараясь не натыкаться на Джан-Франко и его перерезанное горло. Это довольно трудно: Джан-Франко — везде, к тому же вскрылись некоторые подробности из жизни его тела, о которых Алекс и понятия не имел. Оказывается, бармен был поклонником татуировок, одна из них выколота на груди, другая — на внешней стороне правого бедра. Алексу видна только часть ее: несколько осьминожьих щупалец, пугающих своей реалистичностью. Какая странная, мрачная ирония! Обладатель татуировки с морским чудовищем был убит в доме, который носит имя другого морского чудовища.
Татуировка на груди — поспокойнее, хотя и ее тривиальной не назовешь. Алекс видит перед собой перевернутую ладью и женщину в ней — в средневековых одеяниях, в головном уборе, похожем на колпак. Лицо женщины напоминает лица с полотен старых мастеров. Первое и единственное, что приходит на ум, — Лукас Кранах, телепередача о нем шла в стык с одной из серий «Комиссара Рекса». Но самое интересное в татуировке — не женщина, а сама ладья, ее нос украшен черепом птицы, а белые шейные позвонки вырастают прямо из киля.
Алекс ни за что бы не сел в такую ладью.
И никто из простодушных жителей К. — тоже. Но, оказывается, Алекс ничего не знает о жителях К., ведь Джан-Франко и есть типичный их представитель. Звезд с неба он не хватает, держит в порядке бар — и ладно. Он любит поболтать с посетителями, любит покатать шары в кегельбане, любит футбол по телевизору и все его интересы сосредоточены вокруг «Carano» и ничтожных городских сплетен, которые стекаются в «Carano». Джан-Франко до сих пор не женился, потому что не высокого мнения о женщинах, он сам говорил об этом Алексу. Но, может, была и другая причина?
Лунные любовники.
Что связывает Кьяру и Джан-Франко? Связывает так крепко, что Кьяра не сразу вспомнила о его существовании. Еще бы, последний раз они виделись много лет назад, когда Джан-Франко был толстяком, — так, во всяком случае, вся история была преподнесена Алексу. Сам Алекс встроен в жизнь бармена гораздо плотнее — ведь они почти родственники. Прошлым вечером в бар он не заглядывал, но был там накануне. И Джан-Франко и словом не обмолвился, что собирается к метеорологу в компании Кьяры. Он был таким, как всегда, — немного насмешливым, и разговаривали они о пустяках. Никакой озабоченности, никакой подавленности, никаких тяжелых дум.
Ничто не предвещало столь чудовищного конца.
Женщина в ладье висит вверх ногами, оттого Алекс не сразу заметил мелкие подробности татуировки. На ее коленях — подушка с кисточками, на подушке — большое яйцо, по виду напоминающее страусиное… Быть может, это яйцо снесла та самая птица, прежде чем стать скелетом и украсить собой нос утлой лодчонки. Разум Алекса цепляется за крошечные, иногда нелепые детали, лишь бы отделаться от страшной действительности с трупом в эпицентре, лишь бы отдалиться.
Максимально дистанцироваться.
Рядом с головой Джан-Франко валяется бело-красная губка, низ ее пропитан кровью. Все остальное — на своих местах, на маленькой полке, прикрепленной к никелированному стояку: шампунь, гель для душа, гель для бритья, стаканчик с бритвенным станком.