Неожиданно у нас на пути возник мрачный Онегин в цилиндре, завернутый в черный плащ.
Он бесцеремонно оторвал меня от моего спутника, развернул к свету: "Ужель та самая Татьяна?.."
Но тут же бросил - наверное, понял, что не та, - и пристал к "дядюшке": "Стреляться, Ленский!
Ты удрал с банкета!"
- Я не Ленский, я Радамес! - плаксиво ответил "дорогой гость Тарасова". - Отцепись от меня, я свой плащ потерял! Это не он случайно на тебе? Нет, не он... Мой потяжелее будет!
Возмущенный Онегин провалился куда-то в темноту, а мы все почему-то оказались в ярко освещенном директорском кабинете. Прямо посередке на ковре стояла плаха, и палач в красном балахоне уже занес топор, готовясь отсечь руку Федора Ильича...
Меня сковал ледяной ужас. А самым ужасным было то, что сам Федор Ильич не только не выказывал никакого протеста, но, напротив, относился к идее усекновения конечности с явным одобрением!
Но тут палача схватил за руку Хосе в шляпе с вуалью, вопя на чистейшем русском языке:
- Не надо, не надо! Мы пойдем другим путем!
Я сам найду плащ!
Он вырвал топор, зашвырнул далеко в угол и, подбежав к окну, распахнул его...
- Куда вы, Хосе? - закричал Мигель ему вслед.
- В милицию, сдаваться! - И костюмер проворно выскочил в окно.
Тут послышался театральный звонок, призывающий всех на спектакль. Он звучал все громче и громче, и маски, наполнявшие комнату, быстро растворялись в этом назойливом звуке. Последнее, что я помню, - это деловитый голос директора:
- Друзья мои, нам пора! Осталось три дня и две ночи...
А звонок все звонил, звонил... Телефон!!!
Еще не стряхнув с себя этот ночной кошмар, с закрытыми глазами я схватила трубку:
- Алло!
- Танечка, доброе утро, это Мартинес. Простите, ради Бога, что разбудил вас так рано...
- Да, вы не были на банкете, это ужасно...
- Какой банкет! А, вы еще не проснулись...
Хосе пропал, Таня!
- Что?! - вот теперь я уж точно проснулась.
- Да, да, я не тучу! - голос дона Марта ясно говорил о том, что ему не до шуток. - Боюсь, с ним случилась беда. Когда я вернулся ночью, то обнаружил, что его нет в номере. Я справился у персонала, когда он ушел. Мне сказали, что господин Эстебан действительно выходил из номера, но очень ненадолго и вскоре вернулся. А портье случайно заметил через стеклянную дверь, как он подошел к телефону-автомату на улице. Он кому-то звонил, Таня!
- Но вы сказали мне, будто бы у него нет знакомых в Тарасове...
- И повторяю! Он сам мне это говорил! Более того, Хосе вообще впервые в России. Я просто теряюсь в догадках...
- И что было дальше?
- Ну вот, он позвонил с улицы и вернулся к себе в номер и больше не выходил. Я уже обо всем догадался и проверил окно в его номере. Конечно, оно оказалось незапертым: Хосе сбежал по пожарной лестнице! Постель была не разобрана: значит, он даже не ложился.
- Во сколько он выходил звонить?
- Портье сказал - в самом начале десятого.
То есть почти сразу же после того, как я вернулся в театр.
- Просто не портье у вас, а клад! Все-то он знает...
- Да, я ему тоже сказал, что из него вышел бы неплохой сыщик.
- И вы ничего не предприняли, Мигель! Почему сразу же не позвонили мне?
- Я не посмел - вы уже спали, конечно. Да и сам я, честно говоря, валился с ног. Ведь у меня вчера было целых два перелета: из Мадрида в Москву и из Москвы сюда, - извиняющимся тоном пояснил мой клиент. - И главное, я подумал, что Хосе просто решил снять стресс привычным для себя способом. Ну, любовными утехами. Признаться, я очень разозлился на него опять, плюнул и лег спать. И только сейчас, проснувшись, обнаружил его записку.
- Записку?
- Да, он припрятал ее среди моих вещей - похоже, с таким расчетом, чтобы я ее нашел не раньше утра. Написана явно рукой Хосе: "Дон Мигель, пожалуйста, не поднимайте шума. Я вернусь с плащом". Нет, как вам это нравится, Таня?!
Он сошел с ума! Я-то подумал вчера, что он это ляпнул так просто, от потрясения. Посоветовал ему успокоиться, выбросить эту дурь из головы и принять снотворное, а он...
- Хосе просил вас вчера не заявлять... Ой, подождите, Мигель, вы откуда звоните - из своего номера?
- Из автомата, Танечка, из автомата, я не дурак.
- Вы просто умница! Он просил вас не заявлять в милицию. Вы ему это обещали?
- Обещал, конечно. Он же вцепился в меня, как черт в грешную душу, и готов был упасть на колени! Я ему сказал, что проведу частное расследование.
- Все ясно...
На самом деле ясно мне было только то, что дело это - темное.
- Что вам ясно, Таня, что? Он же не знает ни города, ни языка, влипнет в какую-нибудь скверную историю! Что делать? Куда его черт понес среди ночи?! Или... - Он замолчал, пораженный неожиданной мыслью. - Или ему и правда что-то известно об этом деле?..
- Вот именно, Михаил Викторович, вот именно! Который сейчас час?
- Начало восьмого. Я собирался съездить на могилу матери, я вам говорил...
- Вот и поезжайте. Все равно я раньше чем через полтора часа буду не в состоянии... Только до вашей репетиции нам надо обязательно встретиться у вас в номере. Мне необходимо, уж извините, немного порыться в вещах вашего сбежавшего служащего. Если он, конечно, до тех пор не вернется - с плащом или без него. И пожалуйста, попросите там, чтобы горничные к вам пока не входили.
- О, я понимаю... Конечно, приходите. К девяти я обязательно вернусь. Предупрежу портье, что меня навестит племянница, чтобы вам не задавали лишних вопросов. Да, кстати, я выяснил у него насчет вчерашних телефонных переговоров с Хосе.
- Да, и что же?
- В самом деле, все это выглядит несколько странно. Разумеется, портье говорил с ним по-русски, но у него сложилось впечатление, что Хосе его понял отлично. Правда, сам Хосе не сказал по-русски ни слова, лишь несколько раз произнес "си" - то есть "да" - и положил трубку. Потом Хосе спустился вниз и прошел в сторону бара, но через две-три минуты вернулся несколько растерянный и что-то спросил у портье по-испански про "даму". Тот как мог объяснил ему, что дама и в самом деле прошла к бару и должна быть там. Хосе отрицательно покачал головой - "но, но!". Потом, пожав плечами, добавил по-русски "не понимаю" - и отправился наверх. Вот таким образом.
- Спасибо, Мигель. Вы отличный клиент - сами работаете за детектива! Но я постараюсь исправиться. До встречи, "дядюшка"!
- Hasta luego, Танечка, до скорой встречи!