— Да, потрясающее заявление для Девятой ступени.
— Возможно, он сформулировал это иначе, но суть ясна. И какой, по-твоему, должна быть реакция Маклиша? «Вот сукин сын, крыса поганая, вот что он сотворил! Позвоню-ка я другу, попрошу об одолжении, пусть пришьет гадину». Нет, мы уже вычеркнули Пайпера из списка. Думаю, на том и остановимся.
— Уверен, ты прав.
— Я проработал копом много лет, — кивнул я, — и никогда не считался в управлении сторонником крайних мер. Научился смотреть на некоторые вещи сквозь пальцы, порой даже получал кое-какую финансовую выгоду от такого подхода. Но с убийствами всегда обстояло иначе. Когда кого-то убивали и дело оказывалось у меня на столе, я из кожи лез вон, чтобы его раскрыть. Это не означало, что преступник обязательно нес заслуженное наказание. Я ставил себе цель вычислить и схватить его, но далеко не всегда получалось. Порой я знал, кто это сделал, но не мог собрать достаточно доказательств, чтобы дело дошло до суда. Но я делал все, что мог, считал преступление раскрытым, а свою работу выполненной.
— А в этом случае?
— Моя работа выполнена, — ответил я. — Пусть даже дело не раскрыто. И потому я чувствую незавершенность, и да, возможно, даже разочарование. Но это не означает, что я не могу оставить его. С этим покончено. Хватит, накушался до отвала.
Какое-то время Грег не произносил ни слова. Потом заметил:
— Возможно, во мне просто говорит мое эго.
— Считаешь, столь совершенное создание, как ты, непременно должно доводить все до конца?
— Отчасти, Мэтт. А еще хочется получить дальнейшее подтверждение, что я не какой-то там кусок дерьма, вокруг которого вращается мир. Помнишь, я тебе говорил? Что это я убил его, подталкивая к Восьмой и Девятой ступеням, из-за чего его потом застрелили. Но теперь думаю, не в том причина. И вовсе не считаю себя главной движущей силой вселенной. Нет, я просто еще один алкоголик, вот и все.
В тот вечер на собрании я упомянул о том, что накануне пришлось провести час или два с парнем, который последние лет двадцать с небольшим сидел на марихуане.
— Он понял, что предлагать травку мне не стоит, — рассказывал я, — и при мне ни разу не затянулся. Но курил перед моим приходом, и я уверен, закурил снова в ту же секунду, как только я ушел. Да у него вся квартира провоняла травкой.
Во время перерыва ко мне подошла Донна. Она посещала встречи в церкви Святого Павла, впрочем, не слишком регулярно. И несколько месяцев назад сообщила, что вот уже три года не пьет. Она подошла с определенной целью: наверняка собиралась рассказать о марихуане и ее воздействии на личность. Не припоминаю, чтобы в прежних своих выступлениях она затрагивала эту тему. Но это вовсе не означало, что я не пробудил в ней близких ее сердцу воспоминаний.
Однако вскоре выяснилось, я заблуждался. Она поведала о том, что несколько месяцев назад переехала к своему дружку, тоже алкоголику и тоже ставшему трезвенником. Алкоголиком он был и остался, а вот трезвенником — нет. И она решила уйти от него.
— Какая же я идиотка, — воскликнула она.
Она то и дело откидывала рыжие пряди со лба, но они снова падали на глаза.
— Господи боже, я слышала его историю. Знала, что он срывался всякий раз, как только подходил к двухлетнему юбилею. Но когда мы познакомились, он не пил, и срок трезвости имел солидный, больше моего. Я решила, он уже никогда не запьет.
Но он запил. Донна сохранила за собой съемную квартиру (как это говорят: может, я и сумасшедшая, но далеко не дура) и жила теперь там. Но в квартире у дружка на Коббл-Хилл остались почти все ее вещи, и ей страшно их не хватало. Прийти за ними одна Донна побаивалась.
— Не думаю, что он сотворит со мной страшное, — сказала она, — потому что вообще-то он парень мягкий. Ну, когда трезвый. Но как-то раз напал на своего поручителя. Я ничего не придумываю, это есть в его отчете. Да он сам упоминает об этой истории всякий раз, когда выступает на собрании. И всегда говорит: это случается, только когда он пьян. И сейчас он наверняка пьян, как вам кажется?
— Так вы хотите, чтобы я пошел с вами?
— А вы сможете? — Она схватила меня за запястье. — Нет, я не прошу об одолжении. То есть, конечно, вы сделаете мне огромное одолжение, но я вам заплачу. Нет, я настаиваю, чтобы вы взяли деньги за услугу.
— Вы мне друг, — покачал я головой, — а друзья должны помогать друг другу. Не думаю, что…
— Нет, — твердо возразила Донна. — И придумала все это моя поручительница. Очень умная женщина. Она сказала, я непременно должна вам заплатить.
Донна даже со временем определилась — в субботу днем — и договорилась о транспорте. Знаю ли я Ричарда Лэсситера? Ну, лысый Ричард, гей Ричард, он же чудак торопыга Ричард. У него есть машина, и все ее вещи, что находятся в Коббл-Хилл, прекрасно уместятся в багажнике и на заднем сиденье. Он заберет ее на углу Восемьдесят четвертой и Амстердам ровно в три, и они могут подхватить меня на пути к Бруклину. Я сказал, было бы проще всем нам троим встретиться в городе и что в три подойдет.
— Я Ричарду тоже заплачу, — пообещала Донна. — Он тоже попытался затеять спор, но я настояла.
— Приказ поручителя не обсуждается, верно?
— Да. Но думаю, я бы и без этого настояла. Он обещал подняться вместе со мной, на случай если Винни вдруг окажется дома. Я оставила ему сообщение на автоответчике, сказала, что заеду в субботу днем, так что желательно, чтобы дома его не было, и тра-ля-ля, и все такое прочее. Послушайте, как это называется, когда принимаешь таблетку снотворного и все равно не можешь заснуть?
— Промашкой?
— Ха! Очень мило. Нет, вспомнила. Это называется парадоксальным эффектом. Весьма распространенное явление среди алкоголиков. Боюсь, что мое сообщение может произвести на Винни обратный эффект. «Ах, чтобы меня не было дома? Да хрен тебе, непременно останусь. Чья, по-твоему, это квартира, сучка ты недоделанная?»
— Если Винни из Бенсонхерста, [37] вы мастерски изобразили тамошний говор.
— Да, так и есть, и спасибо вам. Но если он там… Нет, Ричард просто душка, но не самый лучший в мире укротитель хулиганов.
— И потому вам понадобился такой головорез, как я.
— Бывший коп, — кивнула она, — и человек, способный постоять за себя на улицах Нью-Йорка, где на каждом шагу подстерегает опасность.
— В том числе в Бруклине.
— В том числе в Бруклине. — Донна крепко сжала мне руку. — Головорез, надо же, — пробормотала она. — Это вряд ли, мой дорогой. Вряд ли.
После собрания мы всей компанией отправились в «Пламя», и в какой-то момент разговор зашел о моем выступлении.
— Если с чем-то переборщить, — произнес Брент, — с тобой непременно что-то случится. Если пьешь, рано или поздно нарвешься на неприятности. Начнутся инциденты, ты налетишь на штраф за вождение в пьяном виде, раскурочишь машину, разрушишь свою печень… Я могу продолжать сколько угодно, но думаю, и без того всем ясно. Если начнешь баловаться кокаином, носовая перегородка сгнивает заживо, и у тебя проваливается нос, и для сердца это тоже крайне вредно, и бог еще знает для чего. Примешься за «колеса» — и найдешь миллион способов себя угробить. Примешь галлюциноген — и отправишься в путешествие, откуда можно и не вернуться. У каждого удовольствия есть своя цена.