Еще одна лестная характеристика в некрологе Грега.
— И все же попробуйте описать того копа, — проявил я настойчивость. — Почему не хотите?
— Но ведь он же коп, верно? А, ладно, хрен с ним. Примерно вашего роста и веса.
— А возраст?
— Ну, не знаю. Вам сколько?
— Сорок пять.
— Ну да, и ему примерно столько же.
— Стало быть, ему около сорока пяти, да?
— Ну, может, сорок или пятьдесят. Сложите и разделите на два — вот и получится сорок пять.
— Может, это был я? — не удержался я от издевки.
— Чего?…
— Ну, мой возраст, мой рост, мой вес…
— Нет, вроде он был поплотнее, — проворчал мой собеседник. — Фигура такая квадратная, без талии.
— А лицо?
— А что лицо?
— Можете описать?
— Да что тут описывать? Лицо — оно и есть лицо. Два глаза, нос, рот…
— Надо же, даже рот имеется!
— Чего?
— Если увидите снова, сможете узнать?
— Конечно! Но разве есть шансы? Сколько в Нью-Йорке людей, пара миллионов наберется, если не больше? Так где и когда я смогу увидеть его снова?
— Как был одет?
— Одет нормально.
Господи, боже ты мой!
— Можете вспомнить, какая на нем была одежда?
— Костюм. Костюм и галстук.
— Какие мог носить коп?
— Ну да, наверное. Да, и еще очки. На нем были очки.
— И он взял мешок с вещами Эллери и ушел.
— Верно.
— Не назвал своего имени, иначе бы вы непременно запомнили. Ну и визитки своей наверняка не оставил.
— Нет, ничего этого не было. И вообще, зачем ему оставлять свою визитку? Какие у меня с ним могут быть дела? Разве что позвонить ему и сказать, что вода из бачка в сортире в комнате номер четыреста девять не спускается? Или дать знать, что один из моих неплательщиков вдруг съехал среди ночи и что, если он быстро вернется, еще может рассчитывать получить комнату?
— И все, что осталось от Эллери, вы сложили в вещевой мешок?
— Кроме костюма, в котором его похоронили.
Джека не похоронили, его кремировали, но это моему новому другу знать необязательно.
— И вы сдали его комнату.
— Человек помер, и я там убрался, выбросил весь мусор. Он уже не вернется, что мне, по-вашему, с ней делать? Там сейчас один парень.
— Прямо сейчас, когда мы говорим?
— Чего?
— Новый жилец сейчас там, у себя в комнате?
— Он не новый жилец, — ответил Ферди. — Он переехал в комнату Эллери, потому что она побольше той, где он жил. И вообще он живет в этом доме вроде бы уже три года, да.
— Но я спрашивал…
— А, нет, сейчас его нет дома. Пошел в букмекерскую контору, в двух кварталах отсюда, на Второй авеню. Там его и застанете, весь день ошивается.
— Хорошо, — кивнул я. — Тогда можете показать его комнату?
— Чего? Я ведь сказал вам, она уже сдана. Там человек живет.
— И пусть себе живет на здоровье. Мне нужно зайти всего на несколько минут, осмотреться.
— Нет, не могу вас впустить.
Я достал бумажник.
— Что, собираетесь показать свое удостоверение? Все равно не впущу, хоть сто жетонов будете совать.
— Почему именно жетоны? Можно сунуть что-нибудь поинтереснее, — возразил я.
Пардо почему-то взбрело в голову, что он должен остаться в комнате, пока я ее обыскиваю. Я посоветовал ему подежурить в коридоре — на случай, если вдруг неожиданно появится нынешний ее жилец.
— Я же сказал, — возразил он, — он уходит на целый день. И торчит там до тех пор, пока окошки для приема ставок открыты.
— И все же…
— Ну, не знаю, — протянул он. — Вообще-то я должен быть здесь, присмотреть, понимаете?
— Думаете, я затеял хитроумную аферу и заплатил вам пятьдесят долларов за доступ в комнаты, где живут люди, у которых ни черта нет? — возмутился я.
Он был далеко не в восторге, но все же вышел в коридор, а я затворил за ним дверь и прикрыл глазок, чтобы не подглядывал. А потом принялся за дело — стал искать места, тайники, где Джек мог что-нибудь спрятать подальше от посторонних глаз.
На полу ковровое покрытие. Вернее, огрызок ткани, причем незакрепленный, так что скатать его достаточно просто после того, как я передвинул несколько предметов мебели. Ну и вернуть все на прежнее место тоже оказалось довольно просто, стоило мне только убедиться, что в ковре и под ним ничего не спрятано.
Затем я приступил к осмотру комода, сооружения из темного дерева с выдвижными ящиками. Поверхность его была усыпана окурками. Я выдвигал по очереди каждый ящик, вываливал на пол содержимое, переворачивал вверх дном — убедиться, что к нему ничего не прилеплено снизу, — потом возвращал на место.
Один ящик — деревянные его стенки искривились от старости — никак не хотел выдвигаться, но я поднажал, осилил и это препятствие, и мне снова не повезло. А вот в следующем ящике, втором снизу, меня ждал сюрприз. Там лежал конверт из плотной бумаги размером девять на двенадцать, оклеенный скотчем. В таком конверте вполне могли храниться записи Джека по Восьмой ступени.
Я сорвал скотч и высвободил конверт. А когда стал вскрывать, сломался один из металлических зажимов. Теперь, если окажется, что в конверте новый жилец хранит беспроигрышные формулы, позволяющие определить победителя в скачках, я уже не смогу вернуть его на место в прежнем виде. Впрочем, меня это не слишком волновало.
В конверте лежали три листа бумаги, исписанные узнаваемым мелким и аккуратным почерком Джека. К ним прилагалась вырезка из газеты, и я взглянул на нее прежде, чем приступить к чтению записей.
То была вырезка из «Пост», она занимала почти всю страницу. Я прочел ее всю, хотя мог бы ограничиться первым параграфом.
Я прекрасно помнил это дело.
Закончив с газетной вырезкой, я прочитал первый абзац из написанного Джеком, затем решил, остальное может и подождать. Вернул на место ящик, сложил бумаги в конверт, кое-как скрепил его сломанным зажимом и сунул конверт под рубашку. Мой внешний вид это не улучшило, но если застегнуть рубашку на все пуговицы, вряд ли кто заметит. Вот теперь, наконец, я мог оставить прежнюю комнату Джека в ее почти первозданном виде.
Я вышел в коридор. Пардо стоял в нескольких шагах.
— Ничего, — бросил ему я.
— А что я вам говорил? Если у людей имеется хоть мало-мальски стоящее имущество, они предпочитают жить в других местах.