– С чего мне начать? С трупа в багажнике или…?
Уилкинс слегка склонил голову набок:
– Что-то произошло, прежде чем вы нашли тело?
– Вроде того, хотя я не знаю, есть ли связь, – ответила Рейвен.
Она рассказала полицейскому о происшествии в клубе. Он никак не отреагировал, узнав, что она стриптизерша. Обычно парни, независимо от своей профессии или должности, выражали какие-то чувства. Заметное отвращение. Дискомфорт. Плохо скрываемое возбуждение. Но Уилкинс только буркнул «Угу», будто речь шла о работе официанткой в ресторане, а потом попросил ее продолжать. Рейвен это понравилось, пусть даже в течение всего рассказа он изучал ее, как образец под микроскопом.
Когда она дошла до парня, который стучал в окно ее машины на парковке, Уилкинс начал задавать много вопросов. Какого он был роста? Сколько весил? Были ли татуировки? Как только он удовлетворился, выудив из нее все имеющиеся сведения, он двинулся дальше. Предложил пропустить поездку домой и сразу перейти к минуте, когда она открыла багажник.
К этому времени вернулась детектив Броган. Напарники посовещались в сторонке, потом подозвали пару полицейских в форме. Затем подошли к дому и встали там, вне пределов слышимости.
Рейвен глубоко вздохнула и помассировала виски кончиками пальцев. По крайней мере, Кевин этого не видит. Спасибо и за такую милость.
Броган и Уилкинс обменялись взглядами. Они проработали вместе уже пять лет, достаточно, чтобы понимать друг друга без слов. Они прозвали себя «Глас меньшинства» после выхода того фантастического фильма [2] . Ежедневная шуточка, поскольку, учитывая их расу, пол, а в случае Броган – сексуальные предпочтения, они отметились у каждого пункта разнообразия полиции Лос-Анджелеса.
Наконец, Броган заговорила, закладывая за ухо прядь волос.
– Ты чему-нибудь из этого веришь?
Уилкинс на мгновение поднял глаза к небу:
– Не-а, но я не понимаю, зачем ей звонить, если она сама убила жертву. Почему не выбросить тело? Доехать до Байи и сбросить его в коллектор.
Броган на секунду задумалась:
– Сколько из тех задниц, с которыми нам приходится возиться, делают что-то разумное?
– Выразить в процентах? – улыбнулся Уилкинс.
Броган кивнула:
– Где-то между нулем и… нулем.
– В любом случае, еще рано делать выводы. По крайней мере, пока мы не поговорим с этим парнем из ОПУ, – заметила Броган.
– Еще надо разобраться, кто жертва, – добавил Уилкинс. – И что случилось с ее головой.
Гараж осветился – кто-то из полицейских фотографов снимал со вспышкой, – и Броган взглянула в его сторону.
– Похоже, я знаю ответ. Мой приятель из Центрального рассказал о свежем деле. Вчера утром они обнаружили женскую голову, засунутую в газетный автомат неподалеку от здания окружного суда. Сначала они приняли это за какое-то исламистское дерьмо, но потом выяснили, что жертва – порнозвезда. Я позвоню им и скажу, что мы нашли остальное.
Уилкинс мрачно улыбнулся напарнице:
– Этот парень из Центрального не сказал тебе цвет волос жертвы?
– Нет. А зачем?
– Ну, если коврики подойдут к шторкам, тогда это точно она.
– Вряд ли коврики помогут, – поморщилась Броган. – Эти девочки обычно гладкие снизу, как колено.
Она на секунду задумалась:
– Ты уже работал в полиции во время дела «Четверых на полу»?
– Парень – порнозвезда, верно?
– Ага, чувака звали Джон Холмс. Он работал порноактером, и неплохо, но подсел на тяжелые наркотики. Потом его нашли в квартире мертвым, вместе с тремя приятелями. Еще год или два назад было нападение с мачете. Тоже народ из порнобизнеса.
– А какая связь с этим делом? – спросил Уилкинс.
– Прямой, может, и нет, но это очень хреновый способ зарабатывать на жизнь. Наркота, болезни, куча подонков. Невинные души там не выживают, – ответила Броган.
Уилкинс обернулся в сторону Рейвен и прищурился.
– А если так, она знает намного больше, чем рассказывает.
– В любом случае я бы не стала напрягаться, – заявила Броган.
– Это почему?
Броган пожала плечами:
– Тело нашли в Ван Найсе, голову – в Центральном. Значит, весь комплект приземлится на чьем-то столе в Главном полицейском управлении. А раз так, все дело – ННП.
– ННП?
– Не наши проблемы, – улыбнулась напарнику Броган.
Стэннер приехал почти час спустя, его широкие плечи и масса курчавых волос были хорошо заметны в толпе. Рейвен встречалась с ним дважды: один раз у себя дома и еще раз, когда привезла часть тех писем в его кабинет в ОПУ. Он ей нравился. Он не смотрел на нее, как на кусок мяса или как на человека, который не заслуживает защиты из-за своего образа жизни.
Когда на нее посыпались письма и начались телефонные звонки с молчанием в трубку, Стэннер сделал больше, чем она ожидала. Он организовал установку в ее доме сигнала вызова полиции (хотя ей пришлось за это заплатить), дополнительные патрули в ночное время и добавил ее адрес в список «особых мест» диспетчерской. Однако они столкнулись с проблемой. В отличие от подавляющего большинства подобных случаев, объяснил ей Стэннер, ни сама Рейвен, ни Стэннер и полиция Лос-Анджелеса даже спустя несколько месяцев расследования не представляли, кто же ее преследует. Письма и молчаливые звонки стали криминальным эквивалентом хронической боли в спине – всегда с вами и всегда где-то поблизости. Так или иначе, с этим нужно смириться. Рейвен уже не в первый раз приходилось с чем-то смиряться.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Стэннер.
Рейвен посмотрела вниз:
– Устала. Трясусь. У меня была адская ночь.
Стэннер выдавил улыбку:
– Слушайте, парни из ОНЭ побудут здесь еще какое-то время.
– ОНЭ? – переспросила Рейвен.
– Отдел научной экспертизы. Криминалисты.
Рейвен взглянула на свой дом. Большинство соседей уже попрятались обратно.
– А потом? – спросила она.
– Потом начнется расследование убийства – мы полагаем, что тело в багажнике вашей машины связано с другой находкой в Центральном отделении. А значит, дело, скорее всего, передадут в Особое подразделение Отдела по расследованию убийств. И вам будут задавать еще очень много вопросов, – вздохнул он и потер лоб. – Отстой, сам знаю, но так у нас делаются дела.
– А что со мной? Я попаду под защиту свидетелей или что-то в этом роде?