Прыжок ягуара | Страница: 59

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ладно, ладно, – пробормотал сыщик. – Признаю и не оправдываюсь.

Он вернулся в спальню. Вика все в той же позе, обхватив руками колени, сидела в углу за кроватью и молчала. Лавров побрызгал на нее водой, она слабо пошевелилась.

– Давай, приходи в себя!

Он сбегал в кухню, нашел там ментоловые капли и принес ей.

– Надо выпить. Иначе «скорая» понадобится тебе, а не мне.

Ему удалось уговорить ее проглотить лекарство. Но и после этого женщина оставалась безучастной к происходящему. Бросить ее одну в квартире в таком состоянии было немыслимо.

Лавров вспомнил ее слова: «Кто-то скребется в дверь…» Может, она не лгала? Кто-то правда ломился в квартиру и напугал ее до полусмерти?

Он вышел в прихожую и посмотрел в глазок. Никого. Пустая лестничная клетка. Тусклое освещение, унылые стены.

Сыщик тихонько приоткрыл входную дверь. Соседи Зориной отличаются крепкими нервами и здоровым сном. Она так громко кричала, и никто не проснулся. Хотя звукоизоляция в панельных домах никудышная.

Его внимание привлекли глубокие царапины на дверной обивке, нанесенные каким-то острым предметом. Чтобы разглядеть их получше, Лавров вышел из квартиры на площадку. Раньше этих царапин не было.

– Ни фига себе! – поразился он. – Это еще что? Не когти же?..

Глава 48

Прыжок ягуара

В квартире на Шаболовке раздавался раскатистый храп Санты. Великан отличался завидной способностью засыпать почти мгновенно и притом где угодно. Правда, сон у него был чуткий. Каким-то образом носовые рулады не мешали слуге улавливать малейший шум или движение, которые могли угрожать его хозяйке.

Глория хотела бы столь же быстро уснуть, но увы… эту ночь ей предстояло провести в тревожном бодрствовании.

Эта квартира неизменно напоминала ей о неудачном замужестве и драматическом начале ее новой жизни. Казалось, в этих бесцветных прохладных комнатах все еще витал дух ее покойного супруга. Отсюда Глория взяла с собой немного, – несколько личных безделушек и часы с амурами, которые так раздражали Лаврова.

Не стоит тащить за собой прошлое.

Она приняла душ и переоделась в домашний костюм из набивного льна. В гостиной горел торшер, на столе были разложены сделанные ею кипу, – довольно примитивные, но от того не менее действенные. Узелковая магия использовалась не одними инками и существовала задолго до них.

Глория ждала Лаврова. Она все-таки «достучалась» до него, хотя он будет делать вид, что сам захотел встретиться. Мол, проезжал мимо, заметил свет в окне и заглянул на огонек. Пусть так. Главное, она наконец заставит его выслушать историю Себастьяна Бежевичи и принцессы Умины, которая передала своим потомкам кровь Атауальпы, – последнего правителя империи Тиуантинсуйю, что на языке инков означает «четыре соединенные стороны света».

Кровь – не водица. «Кровь – великое дело» – сказано в знаменитом романе Булгакова «Мастер и Маргарита», который Глория в юности зачитала до дыр. Эти слова автор не случайно вложил в уста Воланда, князя тьмы и повелителя теней. Ведь власть и золото зачастую несут на себе печать проклятия.

Лавров увлекался детективами, в то время как Глория предпочитала иную литературу. Только к тридцати годам она осознала, что самый остросюжетный детектив – это и есть жизнь. И докопаться до истины не так-то просто.

Звонок консьержа не удивил ее. Она взглянула на часы, – половина второго ночи. Храп за стеной смолк, и спустя минуту заспанный Санта, зевая, отчитывал в прихожей бесцеремонного «телохранителя».

– В эту пору нормальные люди обычно спят.

– А кто тебе сказал, что я нормальный? – привычно огрызнулся гость. – Кстати, не ожидал застать вас в Москве. Еду мимо, гляжу – свет в окнах горит. Подумал, не случилось ли чего. Может, кто чужой в квартиру забрался?

– Так ты воров ловить явился? – ворчал слуга. – В зеркало на себя смотрел, охотник? На ногах-то хоть удержишься, или подсобить?

Обмен любезностями повторялся каждый раз, когда Лавров нарушал спокойствие обожаемой великаном Глории Артуровны. Ишь, чего придумал: воры ему почудились! Санта с удовольствием спустил бы наглеца с лестницы, но хозяйка не позволит.

– Небось голодный, как всегда? – смягчился он, заметив синюшную бледность бывшего начальника охраны. – Совсем с лица спал, одни глаза остались. Пойду соберу на стол.

– Не надо…

– Да ты здоров ли? Синий весь… Добегался!

– Ага, – мрачно согласился Роман. – Допрыгался! Злорадствуешь?

– Ну есть маленько…

– А я рад тебя видеть, – криво усмехнулся гость. – Не веришь? Могли бы уже в этой жизни не встретиться. Я нынче чуть кони не двинул! Один раз едва пулю не схлопотал, а второй – яду наглотался.

– Яду-у? Это где ж тебя угораздило?

– Нашлась одна хлебосольная дама…

– Я так и подумал, – ехидно кивнул слуга. – Ты бы меньше за юбками ухлестывал, глядишь, человеком стал бы.

Конец перепалке положила Глория, которая вышла в коридор и ахнула. Лавров едва держался на ногах. Похоже, ему сильно досталось.

– Что с тобой?

– Отравили его, говорит, – сердито доложил Санта. – Яду наелся. Лечи его теперь! Возись с ним! Как дите, ей-богу.

– Идем, я тебя осмотрю…

В такие моменты она вспоминала про свой диплом врача. Чему-то ее все же научили в медуниверситете.

– Жить будешь, – заключила Глория после осмотра. – О яде речь не идет. Похоже на обычное пищевое отравление. И то не факт. Что ты ел?

– Яйца… вернее, омлет…

– Женщина угощала? Ясно.

– Что тебе ясно? – вышел он из себя. – Между нами ничего не было. И быть не могло!

– Да знаю я, знаю.

– Все-то ты знаешь! Все тебе заранее известно! – разошелся Лавров. – А я дурак дураком!

Она молча смотрела на него, представляя поздний ужин на чужой кухне, с чужой женщиной, которая обезумела от страха.

– Как ее зовут?

– Ту, что омлет готовила? Вика… Виктория Зорина. Сестра того детектива, который… в общем, долго объяснять.

Он сидел в кресле, чувствуя, как от слабости его подташнивает и клонит в сон.

– Никакого яду она тебе не подсыпала, Рома.

– Я уже сам догадался. Яйца были испорчены.

– Вряд ли дело в омлете…

– Чем же я отравился?

– Полагаю… у тебя случилось несварение желудка. Так бы сказал наш профессор-гастроэнтеролог с кафедры внутренних болезней.

– Мне от одних слов уже страшно, – поежился сыщик.