– Один, два, три, четыре, пять, шесть…

Мысли старого Дворака Глория воспринимала как свои.

– Шесть – это не каждый шестой столбик! Это просто шестой.

– Новая вводная? – проворчал Роман. – Так «каждый» или «просто»? Ты уж определись.

– Шестой столбик, если за точку отсчета брать тот, что за сараем. Он всего один.

– Допустим. А где ульи-то? Нету их.

– Они были…

– Как все ненадежно! Сарай мог сгореть, между прочим.

– Но не сгорел же?

– Пусть так. Значит, шестой столбик. А влево или вправо отсчитывать?

– Думаю, вправо…

Она чувствовала, как старик старательно вырезает ножом цифры на деревянной доске. Единица у него получилась сносная, а девятка – корявая.

Шестой направо столбик стоял под грушей. Именно тут остались фантомы ульев, которых теперь не было. Но даже предметы не исчезают бесследно. На их месте можно заметить «энергетический отпечаток».

– Здесь, – заявила Глория.

Большая дымчатая кошка пряталась в зеленых зарослях. Ее глаза сверкали плотоядным блеском.

– Слышишь? – оглянулся Лавров. – В кустах кто-то есть…

– Не отвлекайся.

У кирпичного столбика, на который указала Глория, валялась в траве полусгнившая дощечка. Когда-то она была частью пчелиного домика. Сквозь крону груши светило солнце. Ствол дерева нагрелся, на ветках зеленела мелкая густая завязь.

Несмотря на видимое спокойствие, Лаврову отовсюду мерещилась опасность.

– Что дальше? – осведомился он, поглядывая то на сирень, то на сарай. – Будем копать?

– Не торопись. Дай мне подумать.

– Ладно. Я пока схожу за лопатой…

Глава 62

Вокруг гудели пчелы. Запах меда мешался с дымом, которым старик окуривал ульи. Глории казалось, что стоит ей протянуть руку, и она коснется рукава белой рубахи, в которую он был одет. Его лицо закрывала защитная сетка, зато его мысли были как на ладони.

Дедушка Дворак выбирал место для тайника. Там, где он до сих пор хранил кипу, оставлять его больше нельзя.

Жизнь его клонилась к закату, и он должен был передать дочери серебряный футляр с узелковым посланием предков. В чем смысл этого послания, он так и не сумел понять. Золото инков казалось ему далеким фантастическим миражом. До него не доберешься, а если отыщешь, то не сможешь воспользоваться. Предназначение золота известно только тем, кто его прятал. На клад наложено заклятие, это не подлежит сомнению. Дворак чувствовал рядом с собой некую потустороннюю силу, некое грозное покровительство. Одновременно эта сила как бы надзирала за ним, контролировала каждый его шаг. Другой бы на его месте решил, что тронулся умом. Но старик осознавал природу своих ощущений.

Дворак не помышлял о богатстве и власти. Он мечтал лишь об одном, чтобы его дочь и внучка обрели счастье. Вряд ли кипу поможет им в этом, скорее наоборот. Будь его воля, он бы сжег эти проклятые шнурки, бросил их в огонь и освободился бы от тяжкой ноши. Страх нарушить завет предков оказался сильнее. Кто знает, к каким последствиям приведет его опрометчивое решение? Пока он в ответе за Анну и Камиллу, о свободе придется забыть.

Дворак не смог побороть искушение разгадать шифр разноцветных узелков. Куда там! Все, что ему удалось понять – простейший принцип сочетания чисел, который можно использовать для обозначения места, куда он спрячет футляр с кипу. Вместо узелков будут камешки, а вместо нитей – золотые цепочки. Прочно и надежно. А главное, этот примитивный «код» его девочки смогут носить на шее в виде украшения. Сначала Анна, потом Камилла. Так было принято у инков. Все же он с ними – одной крови.

Идея казалась Двораку гениальной. Осталось воплотить ее в жизнь.

– Здесь, – определился он с ориентиром и вонзил лопату в сухую теплую землю.

– Папа! – окликнула его с крыльца Анна. – Обед готов! Мы тебя ждем!

– Иду, дочка… иду…

«Рыть яму лучше ночью, когда все уснут, и домочадцы, и любопытные соседи, – подумал старик. – А потом я поставлю сверху улей. Люди любят мед, но жутко боятся пчел».

Он сорвал с дерева несколько зеленых груш, снял защитную сетку, пригладил седые волосы и поковылял к дому. Болели суставы, прихватывало сердце. Сколько ему еще отмерено, бог весть! Пора распорядиться опасным наследством, иначе не видать покоя даже после смерти…

Глория зачарованно смотрела ему в спину, когда кто-то схватил ее за руку.

– Эй, ты чего?!

Она повернулась и оказалась лицом к лицу с Лавровым. Тот был без лопаты. Не нашел.

– Что ты там увидела? – напрягся он.

– Ничего…

– Слушай, надо в сарай заглянуть. Обычно инвентарь хранится не в доме, а…

– Поехали отсюда, – перебила она. – Потом вернемся, когда стемнеет.

– Ты какая-то странная. В чем дело?

– Для риелтора и покупательницы мы слишком долго торчим на чужом участке. А если еще начнем копать…

Лавров почесал затылок и признал ее правоту.

– Верно. Как я сам не подумал? Голова тяжелая, тело ватное… устал я что-то. Солнце печет, как сумасшедшее. Тебе не жарко?

Он бросил взгляд на ее шею. Глория сняла спортивную кофту и осталась в белой майке. Поверх майки висел бело-голубой шнурок с тремя черными узелками.

– У тебя тоже амулет? – улыбнулся сыщик.

– Представь, да.

– Значит, все серьезно… Блин! Я вспомнил! У меня же есть саперная лопатка в багажнике…

В придорожном магазине Лавров купил сок, булку, сыр и колбасу.

– Совсем забыл, что мы собирались поесть в ресторане! У меня в голове полная каша…

– Какой уже ресторан? Лучше в лесу погуляем, – предложила Глория. – Там и перекусим.

– Надо дождаться сумерек, – согласился он. – И вернуться искать кипу. Дачники рано ложатся спать. Мы будем вести себя тихо, как мыши.

Вдоль окраины тянулась укатанная грунтовка. Они повернули в лес, нашли желтую от одуванчиков поляну и остановились отдохнуть.

– Здесь есть речка? – лениво осведомился Роман, лежа на одеяле и глядя на ползущую по его краю букашку. – Может, искупаемся?

– Вода еще холодная…

Сыщик вдыхал сладкий цветочный запах и думал, что ожерелье Камиллы может на поверку оказаться обычным украшением, и никакого кипу на самом деле не существует. Золото, загадочный узелковый шифр, индейский бог Ай Апек, – все это возникло в изощренном воображении Глории, а потом перекочевало к нему. Под ее влиянием он стал мистиком.