— Ни за что, я тоже слушаю! Да ты не страдай, через семь минут будет готово.
Сыр засох настолько, что натереть его было довольно сложной задачей. Он скрипел и крошился, но все-таки я его победила. Разбила в рагу оставшееся яйцо, высыпала сыр, помешала, попробовала. Посолила, добавила какие-то специи. Коробочку с этими специями мне подарили в прошлом году. Что это такое, никто не знал, арабскую вязь, покрывавшую упаковку, расшифровать было невозможно. Но пахло вполне прилично, и я эту штуку активно использовала. Вид у месива в сковородке был не слишком привлекательный, но на вкус было очень даже неплохо. С хлебом возиться я уже закончила, так что можно было приступать к ужину. Поставив на огонь чайник, я вернулась в комнату и, очистив журнальный столик, принесла посуду, салфетки, тарелочку с гренками. При виде сковородки Андрей завертел носом.
— Это и на еду-то не похоже!
— Тебе что нужно, шашечек или ехать? — огрызнулась я, накладывая ему полную тарелку. — Это ирландское рагу, на него не смотрят, его едят!
— Ну-ну, а это что такое? — Он осторожно, двумя пальцами, взял поджаренный кусочек хлеба.
— Это гренки.
— Гренки не такие. Я знаю, гренки — это подсушенные ломтики хлеба.
— Андрюша, я тебя сейчас ударю, — честно предупредила я. — Подсушенные ломтики хлеба — это тосты, а вот это, — я сердито ткнула пальцем, — в нашем доме всегда называлось гренками и будет так называться впредь, независимо от твоего мнения, ясно? А сейчас заткнись и ешь, иначе выгоню!
Мельников послушно набил рот, я сосредоточилась на своей тарелке. Некоторое время мы молча жевали, не сводя глаз с экрана, где мельтешили нарисованные битлы. Андрей доел первым и потянулся за добавкой.
— Танька, ты чудо, — удовлетворенно вздохнул он. — Я на тебе женюсь.
— Еще чего! Тебя не прокормишь, всю жизнь у плиты стоять придется. — Я успела цапнуть один из двух остававшихся кусочков хлеба. Андрей укоризненно посмотрел на меня и выскреб в свою тарелку остатки из сковороды.
— Между прочим, тезис о том, что меня не прокормишь, это даже не тезис, а гнусная клевета. — Он держался с достоинством принца-консорта в изгнании. — Я вообще почти ничего не ем, так, поклюю немножко и сыт. А кофе пить будем?
Я вздохнула, собрала грязную посуду и пошла на кухню. Чайник уже закипел. Доставать парадные чашки для плебейского напитка мне показалось бессмысленным, поэтому мы пили кофе из расходных. Мультфильм кончился, и я выключила видик.
— А теперь, душа моя, давай поговорим. Ты, когда ко мне ввалился, ни о чем, кроме еды, думать не мог, так что даже не обратил внимания на мои слова, что я тебя разыскивала. Теперь, когда ты подкрепил свои угасающие силы, будь добр, напряги свой могучий интеллект и скажи, как ты думаешь, зачем я тебя искала?
— Судя по твоему противному тону, ты что-то узнала. — Андрей сыто развалился, откинувшись на спинку дивана и вытянув длинные ноги почти до середины комнаты. — И узнала что-то важное. Докладывай, Иванова.
Я не стала докладывать. Я просто достала записную книжку, вырвала из нее страницу и молча подала ему.
— «Е 68 °CТ», — прочитал вслух Андрей и посмотрел на меня. — Ну и что?
— Согласно показаниям свидетеля, — скромно опустила я глазки, — этот номер принадлежит вишневому «Мерседесу», левая задняя дверь немного помята, который позавчера, незадолго до восьми вечера, подъехал к ожидавшему его Леонтьеву П. А. Водитель «Мерседеса» получил из рук означенного Леонтьева сверток, размером соответствующий украденной из галереи Маслова статуэтке, после чего немедленно уехал. Внешность водителя свидетель описать затруднился, однако на предположение, что морда у того была кукишем, а волосенки дыбом, свидетель подтвердил, что описание внешности полностью соответствует увиденному им типу.
— Черт побери! Что же ты молчала? — Андрей вскочил и сердито посмотрел на меня.
— Я не молчала. Я тебе звонила, это ты шлялся неизвестно где.
— Куда ты звонила?
— Как куда? На работу, домой, куда я еще могу звонить? — Я действительно не понимала, чего он от меня хочет!
— На сотовый, балда! Он у меня всегда с собой!
— А ты мне про него говорил? Ты мне номер дал? И вообще, где ты его взял?
— Один благодарный бизнесмен несколько штук отделу выделил. — Он рассмеялся. — На него крутые ребятки наезжали, а мы их повязали. По другому делу, правда, но бизнесмен все равно был нам жутко благодарен. Вот и выдал сотовый. — Андрей вспомнил, что сердится на меня, и снова нахмурился. — Все равно, надо было мне сразу сказать, как только пришел.
— Андрей, перестань. Ты и пришел час назад. — Я указала на темноту за окном: — В любом случае уже почти ночь, куда ты побежишь с этим номером?
— Ладно, завтра утром первым делом… Если только машину не угнали, то мы что же, выходим сразу на заказчика?
— Сомневаюсь, — я забралась на диван с ногами, устроилась поудобнее, закурила. — Если это действительно тот самый, которого Вера встретила, то это он застрелил Петечку.
— Ну и что? Ты считаешь, что тот, кто заказал украсть статуэтку, не может быть убийцей? — Андрей снова сел и тоже потянулся за сигаретами.
— В принципе может, конечно. Но все-таки… специализация разная. Понимаешь, я тут получила небольшую искусствоведческую консультацию. Статуэтка эта довольно дорогая. Но у нас за нее настоящей цены не получишь, надо переправлять на Запад. Зато там, на Диком Западе, за нее можно получить большие деньги.
— Думаешь, заказ пришел оттуда?
— Не знаю. Но я не понимаю, зачем было воровать «Талию», если не попытаться ее вывезти. У нас на Осипове много не заработаешь.
— А может, мошенничество со страховкой? — предположил Мельников.
— Тогда за всем этим должен стоять Игорь. Но ему проще было стащить статуэтку самому, чем заставлять это делать Петечку. И потом убивать его.
— Согласен. И «кукиш» в этом случае вообще не нужен. Они и так каждый день виделись, зачем им посредник.
— А если это ленинградский владелец «Талии»? — вспомнила я список гипотетических похитителей, любезно составленный для меня Валентином Николаевичем. — Вышел через «кукиша» на Петечку, уговорил, купил, заставил, мало ли способов воздействия. А теперь у него и статуэтка, и страховка за нее?
— Вряд ли. — Андрей с сомнением покачал головой. — Если это владелец, то он теперь своей «Талией» только в погребе любоваться сможет. Ему это надо? Но я, конечно, завтра с утра позвоню в Питер, пусть пришлют сводку, может, есть что-то на него. Проверим…
— Все-таки мне не дает покоя идея с психом-коллекционером на Западе. Я тебе говорила, что из девяти муз работы Осипова «Талия» была последней, чье местоположение было известно? Остальные все постепенно пропали из поля зрения.
— Постепенно это как?