С другой стороны, долг перед Эстер и Карлосом – ее настоящими родителями – требовал, чтобы она хотя бы постаралась стать частью их мира, их дочерью, даже против собственной воли и желания.
Однако главным, о чем она мечтала, было оказаться как можно дальше от Рафаэля Кордобы и стереть из памяти унизительные воспоминания прошлой ночи, если это возможно. Вместо этого ей предстояло провести долгие часы в самолете наедине с ним, страдая от тягостного молчания, потому что он по-прежнему игнорировал ее.
– Я не говорил с тобой как с маленькой…
– Как еще я могла это понять? – упорствовала Бет. – Не тебе читать мне лекции о семейных отношениях! Из того малого, что мне известно, я сделала вывод, что сам ты просто ушел из своей семьи, даже не оглянувшись!
– Ничего подобного! – Рафаэль сжал челюсти. – Я навещаю сестер, когда работа мне это позволяет.
– Что случается не так часто, согласись. И ты совсем не встречаешься с отцом. Почему?
Рафаэль горько пожалел, что вообще что-то рассказал Бет о семье, тем более – дал догадаться о затянувшемся конфликте с отцом.
– А может, ты избегаешь свою мачеху? – высказала догадку Бет. – Например, злишься, что отец счастлив во втором браке?
– Второй брак моего отца распался несколько лет назад, – отрезал Рафаэль. – И злился я только и исключительно на домогательства его молодой жены. – Он осекся, сообразив, что в раздражении выболтал слишком много. – Нам пора…
– Твоя мачеха приставала к тебе? – изумилась Бет.
Рафаэль увидел на ее лице хорошо знакомое выражение настойчивого интереса.
– Да, – прошипел он.
– Старалась соблазнить тебя? Хотя была замужем за твоим отцом?
– Думаю, соблазнить – слишком мягкое слово для намерений Маргариты в отношении меня. Она не давала мне прохода с шестнадцати до девятнадцати лет – каждый раз, когда я приезжал домой на каникулы, – нехотя признался Рафаэль.
– Тебе было только шестнадцать, когда это началось? – Взгляд Бет стал изумленным. – Почему ты не пожаловался отцу? Надо было все рассказать ему и…
– И что бы мне это дало? – Рафаэль нетерпеливо отмахнулся. – Думаешь, скорее он поверил бы моим словам, а не молодой красивой жене, от которой был без ума?
– Он догадывался о ее… интересе к тебе?
– Да. То, что со временем рассказала ему сама Маргарита.
– Как?
– Лучше тебе не знать…
– Нет, расскажи, Рафаэль, – настаивала Бет.
Он тяжело вздохнул, не в силах противостоять ее упрямству.
– Что же, только помни, что сама напросилась. – Он помолчал, прежде чем продолжить. – В тот день я работал в конюшне, чистил денник. Она вошла и начала расстегивать блузку, чтобы показать мне грудь. На ней не было белья. Я сказал – в сотый, наверное, раз, – что как женщина она меня не интересует. В полурасстегнутой блузке, не слушая, она пошла ко мне, ее намерения ясно читались во взгляде и на всем ее распутном личике. – Лицо Рафаэля скривилось при воспоминании о событиях, навсегда изменивших его жизнь. – Я пытался оттолкнуть ее и не заметил, что кто-то еще вошел на конюшню, но Маргарита услышала шаги. К моему удивлению, она вдруг с визгом отскочила от меня, рванула блузку так, что отлетели пуговицы, взлохматила волосы. Отец увидел ее растрепанной, в слезах и с голой грудью.
– И сделал вывод, что это ты напал на нее…
– Да.
– Почему ты не объяснил, как все было на самом деле? Ведь она не в первый раз соблазняла тебя?
– Какая же ты наивная, Бет. – Он смотрел на нее с жалостью. – Конечно, я пытался оправдаться, но отец поверил тому, что видел собственными глазами. Перед ним стояла Маргарита в разорванной блузке, заливаясь слезами, крича, что я хотел изнасиловать ее, а рядом с ней его сын с гигантской эрекцией доказывал, что не испытывал вожделения к молодой и очень красивой мачехе. Я не вижу здесь большого простора для сомнений. Мне было девятнадцать лет, – добавил Рафаэль, видя, что Бет выглядит потрясенной. – В этом возрасте возбуждает даже обнаженное женское плечо, не то что роскошная грудь!
От последнего замечания Рафаэля щеки Бет жарко вспыхнули. Она была шокирована его рассказом, но больше всего ее смутило, что Рафаэль все-таки хотел свою мачеху.
– Отец выкинул тебя из дома?
– Конечно, – мрачно ответил Рафаэль. – Поверь, я был счастлив уйти. Но прежде договорился с Делорес, что она приютит Розу, ради которой я возвращался на ранчо после того, как отец снова женился. Маргарита пользовалась тем, что у Розы замедленное развитие, и ей доставляло удовольствие издеваться над сестрой, когда никто не видел.
– Какая редкостная гадина! – заметила Бет с отвращением.
– Не спорю, – коротко кивнул Рафаэль. – Ты услышала все, что хотела? Мы уже можем собирать вещи и готовиться к вылету в Аргентину?
– Погоди, – отмахнулась Бет. – Допускаю, что в девятнадцать лет ты не мог противостоять злобной и хитрой мачехе, но с тех пор прошло четырнадцать лет. Почему за это время ты не решился рассказать все отцу?
– Отпала необходимость.
– То есть?
Рафаэль скривил губы:
– Он уже не был так доверчив, когда спустя несколько лет Маргарита решила повторить однажды так хорошо удавшийся трюк. В тот раз он обнаружил ее голой на супружеской постели в объятиях одного из гаучо.
– Значит, вы с ним помирились?
– Нет.
Бет недоуменно нахмурилась:
– Почему?
– Потому что мы – Кордоба, – отрезал он.
Она посмотрела на Рафаэля с сожалением:
– Хочешь сказать, твой отец такой же гордый и упрямый, как ты?
– Мы – Кордоба, – повторил Рафаэль, и его глаза сверкнули синим льдом.
– В жизни не слышала ничего более абсурдного!
– Наверное, потому, что ты все еще слишком категорична и видишь мир в черно-белом цвете.
Бет уязвило его замечание, ведь он совсем недавно упрекал ее в наивности. Может быть, в ней сочеталось и то, и другое, но все равно отповедь Рафаэля обидела ее.
– В этом случае ситуация именно такая – черно-белая, – упорно не сдавалась она. – Четырнадцать лет назад твой отец сделал ошибку, которую вы оба из гордости не хотите забыть. Сколько лет твоему отцу, Рафаэль?
– Какое это имеет значение? – нахмурился он.
– Большое, если ты намерен с ним помириться.
– С чего бы вдруг такая мысль пришла мне в голову?
– Потому что он – твой отец. Потому что он тоже заплатил дорогую цену за то, что поверил распутной жене, а не тебе. Он потерял и единственного сына, и женщину, которая предала его. А еще, – твердо продолжила Бет, не дав Рафаэлю протестующе открыть рот, – потому, что ты любишь его, несмотря ни на что.