– Мне больно, Грейс! Господи, как больно! – прошептала она из последних сил, прежде чем боль стала нестерпимой, и провалилась во мрак…
Сначала Бет услышала голоса. Она узнала Грейс.
– Уже два дня, доктор.
Почему Грейс разговаривает с доктором? И голос такой беспокойный?
– Вы сказали, она скоро проснется. – Тревога зазвучала явственнее.
Инстинктивно Бет понимала, что разговор идет о ней. Ей хотелось открыть глаза и успокоить сестру, сказать, что она не спит и с ней все в порядке. Но веки были слишком тяжелыми. Такими тяжелыми, что Бет не могла приподнять их, как ни старалась, а горло пересохло настолько, что она не могла говорить. Однако она должна что-то сделать, чтобы Грейс перестала волноваться…
– Конечно, мисс Блейк, но я уже объяснял вам, организму надо дать время… – Голоса стали удаляться, послышался тихий щелчок закрывающейся двери.
Значит, они вышли из комнаты, оставив ее одну?
Вытянув руки по бокам и сжав кулаки, Бет безуспешно напрягала память, пытаясь понять, что происходит. Она помнила, как прилетела в Аргентину, поднялась в спальню в доме Цезаря, узнала от Грейс, что Рафаэль уехал. В ушах еще стоял душераздирающий вопль.
Боль!
Господи! Она вспомнила, как ее терзала страшная, мучительная боль, подобной которой ей не доводилось испытывать никогда в жизни. Дальше в памяти был провал.
Грейс сказала что-то про два дня. Означает ли это, что с тех пор прошло уже два дня? А если так…
– Пора открыть глаза, Бет.
От изумления Бет раздвинула неподъемные веки и повернулась в сторону, откуда раздался тихий, хрипловатый мужской голос. Она безошибочно узнала интонацию – как, впрочем, и самого мужчину, небрежно облокотившегося о стену в затемненном углу в двух шагах от ее кровати. Рафаэль!
– Откуда ты здесь взялся? – Бет была уверена, что произнесла эти слова, потому что ее губы шевелились, но звук скорее напоминал глухое карканье.
– Я тоже рад увидеть тебя снова, Бет! – поприветствовал ее Рафаэль, шагнув в круг мягкого света от лампы над ее головой.
Он выглядел несколько непривычно с двухдневной щетиной и слегка впалыми щеками. Даже короткие, по-армейски подстриженные волосы казались растрепанными, но глаза по-прежнему сверкали пронзительной синевой. Его широкие плечи и мускулистую грудь плотно обтягивала черная футболка, выцветшие джинсы ладно сидели на длинных ногах.
Прежде чем снова заговорить, Бет безуспешно попыталась облизнуть пересохшие губы.
– Хочешь воды? – Ничто не укрылось от проницательного взгляда Рафаэля.
– Да, пожалуйста, – прошептала Бет с благодарностью и попыталась сесть, но сил не хватило даже для того, чтобы немного привстать. Более того, малейшее движение отзывалось тупой, хотя уже вполне терпимой болью в боку.
– Что со мной происходит? – нетерпеливо спросила она.
– Все уже позади. Давай помогу, – улыбнулся Рафаэль. Обняв Бет за плечи, он приподнял ее, чтобы она могла пить воду через соломинку.
– Лучше? – спросил он, забирая у нее опустевший стакан.
– Гораздо. – Бет бессильно откинулась на подушки и оглядела незнакомую комнату, вполне приятную, но совершенно стерильную. – Я в больнице?
– Да. – В неярком свете матовой лампы лицо Рафаэля светилось суровой нежностью. – Твое недомогание было вызвано вовсе не… – Он покачал головой. – Это аппендицит. Он воспалился два дня назад, а потом прорвался.
Бет поморщилась:
– Это ведь очень опасно, правда?
– Очень, – подтвердил он мрачно.
Бет не удержалась, чтобы не поддразнить Рафаэля:
– Разве ты не должен бормотать что-нибудь утешительное, вместо того чтобы волновать меня?
Рафаэль помрачнел еще больше:
– Только не в этом случае, когда ты всех до смерти перепугала. Ты могла умереть, Бет!
– Но, к счастью, осталась жива, – усмехнулась она.
Глотнув воды, Бет немного воспрянула духом и с благодарностью подумала, что кто-то – Грейс, скорее всего, – догадался переодеть ее из безликого больничного балахона в симпатичную домашнюю пижаму. Правда, волосы в беспорядке и…
Да какая разница, как она выглядит? Этот человек – Рафаэль – ушел от нее два, нет, три дня назад, даже не попрощавшись.
Она поджала губы и недовольно посмотрела на него:
– Что ты здесь делаешь, Рафаэль? Зачем вернулся? Хотел лично убедиться, что причина, по которой я попала в больницу, не связана с той ночью?
Рафаэль чуть не задохнулся от неожиданного выпада:
– Жаль, что тебе вместе с аппендицитом не удалили ядовитый язык.
– Что же ты не попросил? – ехидно спросила она.
Рафаэль проглотил готовую вырваться резкую отповедь, вспомнив, что Бет чуть не умерла на операционном столе две ночи назад. Хирургу потребовался весь его огромный опыт, чтобы спасти ее.
– Мое присутствие явно раздражает тебя…
– Ни в коем случае, – поспешно перебила Бет. – Мне действительно интересно, как ты здесь оказался?
Хороший вопрос, который требовал ответа. Но не здесь. Не сейчас. В коридоре за дверью собралась вся семья Наварро. Они не давали врачам прохода, дожидаясь, пока Бет придет в сознание.
Рафаэль покачал головой:
– Я должен сказать твоим родителям, что ты проснулась.
– Но сначала ответь на мой вопрос, – настаивала Бет. – Ты уехал, Рафаэль. Взял двухнедельный отпуск и не счел нужным даже попрощаться, объяснить причину… – Ее голос дрогнул от обиды. – Перепоручил меня Родни, а сам уехал, – повторила она убитым голосом.
Рафаэль нахмурился:
– Но я собирался вернуться.
– Через две недели, когда закончится отпуск, – напомнила Бет. – Поэтому я еще раз спрашиваю, почему ты здесь?
Это вселяло надежду. Сначала, услышав вопрос, Рафаэль решил, что Бет вообще не желает его видеть, но дело, оказывается, было в другом – она думала, он все еще в отпуске. Он нежно сжал ее ладони:
– Я вернулся сразу, как только Цезарь сообщил мне, что ты в больнице.
Бет вопросительно подняла брови:
– Откуда ты вернулся? Как Цезарь мог тебе что-то сказать, если ты уехал в отпуск?
– Я случайно попал на него вчера, когда позвонил в квартиру, чтобы поговорить с тобой.
Она растерянно моргнула:
– Поговорить со мной? О чем?
Рафаэль глубоко вздохнул:
– Я хотел… должен был сказать, что последовал твоему совету и навестил отца.
У Бет округлились глаза.