– Вы такая…
– Какая?
– Такая странная, Катя.
– Зовите меня Кэт!
Я поняла, что Кэт увеличивает расстояние между нами, а Катя как-то слишком сближает. Но что толку, если душевной близости на самом деле нет! А о физической пусть даже не мечтает. Но ведь мечтаю я, а не он. Какая я глупая…
– Пойдем, холодно, – сказал Давыдов и поправил прядь моих волос.
Так бережно и нежно, что я потеряла не только дар речи, но и ход своих мыслей. В голове начался разброд и шатание. Одни мысли твердили, что этот жест, несомненно, что-то значил, другие упивались сарказмом, что жест это всего лишь жест и ничего больше. Третьи мыслишки гадливо напоминали, что мы с ним идем в смежные комнаты, между прочим. Не голова, а рассадник паразитов! Хоть одна умная мысль затерялась между ними и привела меня в чувство.
Он повернулся и пошел, я за ним следом поплыла, стараясь не думать. Это было очень сложно сделать в темноте, к тому же он не отпускал мою ладонь. Наша связка приблизилась к домику довольно быстро. Там двор освещался гораздо лучше. Я еще подумала, что над тропинкой, где много звезд на небе и полная луна, можно совершить идеальное преступление и все свалить на мистику. И в голове снова закрутились навязчивые мысли, как бы все это организовать.
Знаете, какое состояние считается идеальным для постижения смысла жизни? Полное отсутствие мыслей в голове. Мне никогда не доводилось его добиваться. Я садилась, старательно выбрасывала весь «мусор» из мозгов, расслаблялась, чтобы ни одна мыслишка не вертелась – только тогда могла б достичь нирваны. Но что бы я ни предпринимала, одна мысль крутилась постоянно – как бы не думать вообще, чтобы и ее не было. Но она, единственная, все портящая, была. Замкнутый круг! Вот поэтому я чаще задумываюсь не о смысле жизни, а о любви, считая, что смысл жизни – в ней, иначе не было бы на Земле рода человеческого.
– Пришли, – Давыдов толкнул незапертую дверь и одновременно отпустил мою руку.
Словно на свету меня держать было обременительно. Как проводник слепого, сделал свое дело – перевел ущербную, меня то есть, через дорогу и успокоился. А дальше пусть сама мыкается, горемычная. Тут я и споткнулась о высокий порог и свалилась на пол, больно ударившись коленкой. Стук раздался такой, словно уронили пакет с куриными костями!
– Да что это такое?! – возмутился Давыдов и кинулся меня поднимать.
– Уй-юй-уй! – взвыла я тихонько, держась за ушибленное место.
– Что, нога?! – взволнованно спросил он, наклоняясь к моей коленке.
– Нет, уши! – выпалила я. Коленка покраснела как вареный рак и грозила рассыпаться на составные части.
– Подожди, Катя! Я сейчас тебя на диван отнесу!
– Сама доковыляю. Уй-уй-уй…
Когда его руки дотронулись до моей талии, а потом подняли меня за… х-м, попу, пострадавшая, я то есть, забыла про боль и настроилась на получение удовольствия. Как все-таки приятно, когда тебя несут сильные мужские руки! Как все-таки приятно, что руки эти принадлежат мужчине, с которым ты только что невинно болтала про романтическую ночь, звезды, луну и все такое…
Тут следует напомнить, что обстановка в холле этого дома, как и хозяйского, состояла исключительно из сделанной на заказ мебели. И тому, кто заказал длинные узкие лавки в псевдорусском стиле, руки бы оторвать! Лавки были хоть и обиты бархатом, но все равно жесткие, и Давыдов почему-то упорно называл их диванами. Им лучше подходило название «скамейки для пыток».
На одну такую он меня и уложил.
Я, недолго думая, с нее свалилась. Просто, когда он отошел от меня, решила перевернуться на другой бок. Не лежать же в том положении, в каком меня оставили – попой к людям.
– Уй-юй-уй!
На этот раз ударила копчик.
– Что за неваляшка такая! – рассердился Давыдов.
Вообще-то он шел на кухню за стаканом сока для меня.
И без всяких лишних слов схватил меня… опять за талию, потом за… х-м… и понес наверх. Я обвила руками его шею. Боже, как приятно он пах! Обняла его только для того, чтобы не свалиться с лестницы. Тут коленкой и копчиком не отделаешься. Вон в мексиканских сериалах девицы, которые гроздьями скатываются с лестницы, теряют память и потом долго не могут прийти в себя, ничего не помнят из произошедшего. Я же не хотела забывать об этом волнующем моменте. Честно говоря, хотела б выбросить из памяти то количество шампанского, которое я выпила вечером. Но раз ничего нельзя, так ничего.
Разумеется, я не пью. Стакан водки и шампанское не считается, они стали моими аргументами в мысленном споре с работодателем. Ну, вы поняли, что с мыслительным процессом у меня бывают большие проблемы, особенно, когда я влюбляюсь.
Давыдов положил меня на кровать, как бесценный груз. Я даже удивилась, откуда в таком мужчине прячется столько нежности! Но он, как будто прочитал это, резко поднялся и отошел к двери. Дальше было невозможно, если только из окна выпрыгнуть наружу.
– Схожу за мазью. Полагаю, подойдет что-то типа «Спасателя».
– С цианидами не перепутайте, – нервно хихикнула я.
Не хотелось, чтобы он уходил. Но коленка болела, копчик ныл.
Я вздохнула, когда за Давыдовым закрылась дверь.
Вот мне и романтичная ночь! Напилась, как босячка, дорвавшаяся до алкоголя, и валялась у его ног, как последняя бродяжка. Мило, ничего не скажешь.
А ведь мог бы мне сказать! Я, когда волнуюсь, не только много ем. Я машинально могу и много пить все, что попадет под руку. Давыдов мог бы предупредить, мол, Катерина, хватит жрать и пить что попало! Салата-то он пожалел.
Его светлый образ несколько померк в моих глазах.
Порой мужчины бывают такими зашифрованно-меркантильными, что на первый взгляд и не скажешь. Коленка опять разнылась, зато успокоился копчик. Пока не было Артура, я прислушивалась к своему организму, тот вел себя довольно странно. Только успокоилась коленка, заныл копчик. После копчика – коленка… Синдром чего-то там? После этого откажет голова? Я умираю?!
Давыдов не дал мне умереть в одиночестве. Вернулся быстро с мазями и сам принялся натирать мне ушибы. Как-то неловко было давать ему себя частями. Наверное, и он предпочел бы меня сразу и целиком. Но уж что досталось, то и осталось.
Его руки были теплыми и бесконечно заботливыми.
Мама дорогая, я влюбилась в него! Безрассудно.
Мама дорогая сказала бы мне:
– Катерина, а ты уверена? А в нем уверена? Ты его знаешь всего ничего, а уже позволяешь ему дотрагиваться до твоего тела?!
Представила бабулю с ее укоризненным покачиванием головы:
– Катерина, а твой ли это человек?
Ну невозможно заниматься любовью при родственниках!
Мне пришлось подумать над тем, как охладить свой пыл. Ведь Давыдов был так близко, так предательски близко сидел на краешке моей постели, что я могла натворить тех еще дел, накинувшись на него с поцелуями.