Во-первых, отдала бы долг за снимаемую квартиру за год вперед. Во-вторых, оплатила бы маме лечение в Ессентуках. В-третьих… Я могла бы приврать, что отдала бы деньги на благотворительность. Но не буду. Это те, кто привык все получать вовремя и в достатке, могут себе позволить жертвовать на храмы. Я бы пожертвовала бабуле на новый дом. Она до сих пор живет в деревне, где воды и электричества никогда в достатке не было. А остальное… Если там еще что-то останется, потрачу на себя – займусь изучением английского языка! Зачем? А чтобы развиваться!
Определенно, обещанное вознаграждение мне необходимо.
– Катерина, что с тобой?!
Ванда Вольфовна всплеснула руками и так ненавязчиво раздвоилась.
– Ты прожгла приме подол, несчастная!
– Я сошью ей новое платье, – запинаясь, пробормотала я. Отчего-то так захотелось спать. – Не ругайтесь только, Ванда Вольфовна…
– Чем от тебя несет? Водкой? Этот старый дурак начал тебя спаивать?! Вот я ему покажу!
– Я сама…
– Я покажу тебе сама! С какого перепуга ты напилась?!
Ворча и ругая меня, наставница – разумеется, я прекрасно понимала, что она одна, но видела отчего-то двух – уложила меня спать под вешалками с барахлом, прикрыв сверху плющевым пледом.
– Не приведи господь, это бесчувственное тело увидит Богомольцев, – причитала она, укрывая меня.
– Я чувственная, – не соглашалась я. – Очень чувственная… А он не верит…
Мне приснился странный сон.
Я, веселая и радостная, бегала по какому-то гарему среди полуголых одалисок. За мной, веселый и радостный, носился Давыдов, разодетый во фрак с бабочкой и брюки с лампасами. Он осыпал меня деньгами, обещая златые горы, а я игриво показывала ему кукиши. Несомненно, такое свинское поведение не понравилось местным одалискам, и одна из них ловко подставила мне подножку. Я споткнулась, взмахнула кукишами, как гордая птица, и упала на пол, звонко ударившись лбом. После чего сразу проснулась.
– …Где она? – спрашивал голос Заславского.
– А тебе зачем? Ишь, ирод!
– Вандуся, сколько раз тебе говорить, что она сама взяла мой стакан с водкой и хряпнула его до дна?!
– Не верю!
– Ты не Станиславский, чтобы мне не верить!
Они препирались, стоя рядом с вешалками, совсем близко от меня. Я видела полные ноги Ванды Вольфовны в шелковых чулках. И где она их только берет, такие доисторические? И черные ботинки с черными брюками Заславского. М-да, обувной лоск и блеск явно не его конек. И вдруг я вспомнила о Давыдове! Меня принялось терзать любопытство, куда он делся и на какой стадии переговоров мы с ним остановились!
– … Уходи и больше не появляйся мне на глаза! – горячилась наставница.
– И уйду! И больше не появлюсь! – кипятился Заславский.
– Стоять, – сказала я и схватила его за ноги.
От неожиданности он подпрыгнул и приземлился Ванде на ногу. Она вскрикнула от боли и врезала ему под дых. Заславский застонал и согнулся в три погибели, благодаря чему увидел меня.
– Привет, – ласково сказала я, глядя на страдальца из своего укрытия.
– Все в порядке, Агнесс-сс? – пробормотал он.
Я кивнула.
Конечно, меня зовут Катерина, а не Агнесс, Агнесс здесь вообще ни при чем. Это была очередная и самая излюбленная присказка Заславского. Фильм-комедия «Свидание вслепую», сцена суда. Судья стучит молотком, тот отлетает и ударяет секретаря суда по голове. Судья участливо спрашивает: «Все в порядке, Агнесс?» Та кивает стукнутой головой, и суд продолжается.
– И что все это значит, Катерина?! – прокричала мне Ванда Вольфовна.
– Дурость, – честно призналась я и вылезла из-под вешалок. – Сама не понимаю, что меня толкнуло…
– Или кто, – многозначительно кивая на Заславского, хмурилась наставница.
– Не-а, – честно призналась я дальше. – Правда-правда, я сама повела себя как идиотка.
– По какой такой причине? – прищурилась Ванда.
– На радостях, – выручил меня Заславский. – Ее наняли играть роль жены!
– Катерина, – обомлела Ванда Вольфовна, – тебя ангажировали?!
– Что, честно? – не поверила я Заславскому. – Он же сказал, что я проблема!
– Он сказал, что ты ему подходишь.
– Не может этого быть! – все еще не верилось мне.
– Однако это так, – хмыкнул Заславский и сунул мне листок. – Это договор. Ознакомься и подпиши.
– Ванда Вольфовна, – закричала я как укушенная комаром, – дайте мне авторучку!
– Ознакомься сначала, дорогуша, – подмигнула мне Ванда.
– Я заранее на все согласна!
– Что это с ней? – не понял Заславский.
– Театр, театр, – вздохнув, пропела Ванда. – Тебе не снился сон подобный…
– Мне не нравится этот пункт, – говорила Ванда и тыкала наманикюренным ногтем в листок с договором. – Почему она должна молчать, отвечая только на задаваемые вопросы? У Катерины что, в замужестве не будет права голоса?
Мы втроем сидели за гладильным столом и рассматривали договор, в котором меня привлекала приятная сумма гонорара.
– Сколько раз говорить, – морщился Заславский, – что это мнимое замужество! Мнимое.
– Сколько раз тебе говорить, что таких девочек, как наша Катерина, не бросают!
– Но он собирается ее бросить, как только она отыграет свою роль.
– Он еще пожалеет о своем опрометчивом решении. Катерина, когда он приползет за тобой на коленях, не смей его прощать!
– Хорошо, не буду, – сразу согласилась я. – Пусть только возьмет меня сначала напрокат.
– И этот пункт как-то не соответствует дружелюбному настрою молодой семейной пары, – не унималась Ванда Вольфовна, во всем видя подвох. – Что значит, они будут спать раздельно?
– Это значит, – объяснял Заславский, – что он будет спать на кровати, а она – на диване, но, возможно, в одной комнате.
– Я не согласна! – возмутилась я.
– Хорошо, – пожал плечами Заславский, – сейчас позвоню, узнаю, захочет ли он спать с тобой, Катерина, в одной постели.
– Я не согласна спать на диване! – уточнила я. – Пусть он на нем спит, а я буду ночевать в постели. Одна.
– Как-то это неправильно, дорогуша, – вздохнула Ванда. – Молодая семья, а начинаете с дележа мебели.
– Это мнимая молодая семья, – не уставал напоминать Заславский. – Мнимая. Все хорошо, прекрасная маркиза…
– Дела идут, и жизнь легка, – радостно допела я. – Пить очень хочется.
– Это с бодуна, – посочувствовал опытный Заславский.
– Потом, – строго сказала Ванда, – сначала разберем договор по косточкам.