– Если честно, – призналась я, – пока не знаю. Думаю, буду действовать по обстоятельствам.
Если у меня и были какие-то сомнения насчет «правила третьего свидания», изложенного Уиллом, то они угасли в тот момент, когда мы с Диланом вошли в выбранный им ресторан.
Дилан хотел отвести меня туда, где я еще не бывала, – не слишком сложная задача, учитывая, что за три прожитых в Нью-Йорке года я крайне редко выбиралась из лаборатории для похода по ресторанам. Когда такси остановилось и высадило нас перед «Дэниел» на перекрестке Парк-авеню и Шестьдесят пятой, мой спутник гордо улыбнулся.
Если бы меня попросили изобразить романтическое местечко, то именно так бы оно и выглядело: кремовые стены, серебристо-серые и шоколадно-коричневые полутона, арки и греческие колонны, окружавшие главный обеденный зал. Круглые столики были накрыты роскошными скатертями, везде стояли вазы с цветами, а все это великолепие освещали гигантские хрустальные люстры. Полная противоположность нашему второму свиданию. Ставки повышались.
А я была не готова.
Ужин начался довольно пристойно. Мы выбрали закуски, Дилан заказал бутылку вина, но дальше все пошло наперекосяк. Я обещала себе не писать сообщений Уиллу, но под конец вечера, когда Дилан отлучился в туалет, я не выдержала.
«Кажется, я провалила третье свидание на 101 %».
Уилл ответил почти в ту же секунду.
«Что? Невозможно. Ты видела своего наставника?»
«Он заказал какое-то дорогое вино и, кажется, оскорбился, когда я отказалась пить. Тебя никогда не волнует, что я не пью», – набрала я.
Появилось окошко, показывавшее, что он набирает сообщение – и довольно длинное, если судить по затраченному на это времени. Я начала оглядываться по сторонам, проверяя, не возвращается ли Дилан.
«Это потому, что я гений и могу проделать базовый математический расчет: я наливаю тебе полстакана, весь вечер ты делаешь вид, что пьешь, а остальное достается мне. БУМ – нет никого умней меня!»
«Похоже, он смотрит на это по-другому», – написала я.
«Так скажи ему, что с тобой намного веселее, когда ты не спишь и не пускаешь слюни в тарелку. Кстати, с чего это ты вдруг шлешь мне смски? Где прекрасный принц?»
«В туалете. Мы сейчас уходим».
Прежде чем он ответил, прошла целая минута.
«О?»
«Ага, ко мне. Он возвращается. Буду держать тебя в курсе».
Поездка ко мне прошла неловко. Дурацкие правила, дурацкие ожидания, дурацкий Гугл и дурацкий Уилл. Зачем я вообще о нем думала?
Я не понимала, что происходит. По-настоящему я не хотела Уилла. У него было расписание любовных встреч и темное прошлое. Уилл не желал ни привязанности, ни постоянных отношений, а мне, по крайней мере, хотелось оставаться открытой для таких вариантов. Уилл не был ни частью плана, ни возможностью выбора. Мне нравился секс, хотелось заниматься им в обществе другого человека, и я надеялась, что это скоро случится. Разве не так все должно происходить? Парень встречает девушку, парень нравится девушке, девушка разрешает парню забраться ей в трусы. Я определенно была готова допустить кого-нибудь в свои трусы. Так где же нетерпение, где жар, поднимающийся по ногам и разливающийся в животе, где сладкая боль, которую я чувствовала при одной мысли о том, чтобы затащить Уилла в ту спальню? Где то чувство, что выгнало меня в три часа ночи на снег, и опасение, что я могу взорваться от одного прикосновения мужчины?
Сейчас я точно ничего такого не ощущала.
Когда мы добрались до моего дома, начался снегопад. Я включила свет у себя в квартире. Дилан неловко топтался у двери, пока я не пригласила его внутрь. Я двигалась на автопилоте. Желудок стянуло узлами, а в голове звенело так, что хотелось включить на полную мощь самую бездарную музыку, лишь бы заглушить этот шум.
Должна ли я? Или нет? И хочется ли мне?
Я предложила ему стаканчик на ночь – я так и сказала, «стаканчик на ночь», – на что он ответил «да». Я вышла на кухню, вытащила пару стаканов и налила чуточку себе, а Дилану плеснула от всей души, надеясь, что после этого его потянет в сон. Развернувшись, чтобы отнести ему выпивку, я с удивлением обнаружила, что он торчит у меня за спиной, полностью вторгнувшись в мое личное пространство. В груди возникло странное чувство неправильности происходящего.
Не сказав ни слова, Дилан взял стакан из моей руки и поставил его на прилавок. Затем мягко провел кончиками пальцев по моим щекам, по носу. Взял мое лицо в ладони. Его первый поцелуй был осторожным, медленным, изучающим. Он словно клюнул меня в губы, но затем снова прижался ртом к моему рту. При первом прикосновении его языка я изо всех сил зажмурилась, неистово желая, чтобы чечетка моего сердца имела что-то общее со страстью и желанием, а не с острым чувством паники, перехватившим горло.
Его губы были слишком мягкими и неуверенными. Слишком пухлыми. Изо рта у него пахло картошкой. Я слышала тиканье часов над плитой, слышала, как кто-то кричит в квартире снизу. Разве я замечала хоть что-то, когда целовала Уилла? Я чувствовала лишь его запах, его кожу под пальцами и то, что взорвусь, если он не проникнет в меня глубже. Но не грохот мусоровозов под окнами.
– Что-то не так? – спросил Дилан, отступая на шаг.
Я прикоснулась к губам. С ними все было в порядке – они не распухли, не покрылись синяками. Никаких надругательств над ними не совершили.
– По-моему, у нас ничего не получится, – сказала я.
Секунду он молча смотрел на меня, явно сбитый с толку.
– Но я думал…
– Я знаю. Извини.
Он кивнул, отступил еще на шаг и провел рукой по волосам.
– Наверное… Если это из-за Уилла, передай ему мои поздравления.
Закрыв за Диланом дверь, я развернулась и прижалась спиной к прохладному дереву. Мобильник лежал в кармане свинцовым грузом. Я вытащила его, нашла имя Того-Кто-Выел-Мне-Весь-Мозг и начала набирать сообщение.
Я написала и стерла дюжину разных смсок, прежде чем остановилась на одной. Набрав ее, я выждала пару мгновений и нажала «Отправить».
«Где ты?»
Говоря откровенно, я понятия не имел, что делаю. Я шел – шагал целеустремленно, словно мне нужно было куда-то успеть. Но вообще-то я никуда не опаздывал, и уж точно мне не следовало идти прямиком к дому Ханны.
«Ага, ко мне. Он возвращается. Буду держать тебя в курсе».
При воспоминании об этом сообщении руки сами собой сжались в кулаки. В голове горели эти слова и образ Ханны, уединившейся с Диланом. Грудь болела в самом буквальном смысле. И мне отчего-то хотелось разбить все, на что падал взгляд.