– А чего вы ожидали? Это счастливая семья.

– Но у меня в этом нет опыта.

Мередит смерила его долгим задумчивым взглядом.

– Нет, – тихо сказала она. – Полагаю, что нет. – Помолчав, она спросила: – А что вы здесь делаете?

– Я сказал Нелсу, что возьму карету, чтобы привезти вас обеих домой.

– Вам не следовало беспокоиться, милорд. – Она ухватилась за титул, как за старое знакомое оружие. – Один из мальчиков Финнея отвез бы нас. Вы не должны жертвовать своим сном ради нас.

Он пожал плечами.

– Я сплю немного.

Она обхватила себя за плечи, радуясь любому разговору, который отвлекал бы ее от мыслей об одиночестве, и в то же время желая разрушить близость, неожиданно возникшую между ними – еще одна душа, знавшая, что такое одиночество.

– В самом деле? Неужели у вас нет потребности во сне, как у всех нас?

Он стоял, скрестив руки, и его глаза блестели словно кусочки угля.

– Я не сказал, что не нуждаюсь, просто я мало сплю. Для некоторых сон не приходит так просто.

– Миледи, – позвала ее Мари, остававшаяся у кровати, избавляя ее от ответа на загадочные слова Ника.

Подходя к Мари, она взглянула на нижнюю половину кровати, куда ей указывала Мари. То, что она увидела, привело ее в ужас. Вся нижняя часть постели пропиталась кровью. Слишком много крови, чтобы мог выжить человек, потеряв ее.

Глава 8

Никто не обращал внимания на Мередит и Мари, с встревоженным видом стоявших у нижней спинки кровати. Даже Салли, которая с каждой минутой становилась все бледнее, видела только радость семьи, восхищавшейся ее новым членом.

– Уведите их, – шепнула Мари.

Кивнув, Мередит, преодолевая душившие ее слезы, сказала бодрым голосом:

– Довольно. Хватит шуметь. Оставьте ребенка с отцом. Выйдите, пока ваша мать приведет себя в порядок. – Мередит выставила детей за дверь. Выходя, Ник бросил на нее тревожный взгляд, он понял.

Мередит закрыла дверь и вернулась к Мари.

– Чем я могу тебе помочь?

Мари откинула одеяло и осмотрела Салли.

– Она истекает кровью. Если кровотечение не остановится, мы потеряем ее. Должно быть, что-то разорвалось внутри ее, когда выходил ребенок.

Салли, уже поняв опасность, тихо попросила:

– Дайте мне подержать мою дочку.

Мередит взяла ребенка у Тома Финнея и вложила в руки Салли. Том переводил вопросительный взгляд с Мари на Мередит, но выражение беспомощности на их лицах сказало ему все.

Он в отчаянии затряс головой.

– Нет! – крикнул он Мари, пытавшейся остановить кровь. – Сделайте что-нибудь!

– Я делаю все, что могу.

Потрясение, гнев, ощущение нереальности происходящего – Мередит видела, как все эти чувства, наполнявшие и ее сердце, промелькнули на лице Тома. Салли тихонько напевала своему младенцу колыбельную, последнюю колыбельную в своей жизни. Том положил руку на ее лоб. Его лицо исказилось от боли, а тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий.

– Не уходи, Салли. Не покидай меня.

Жизнь вместе с кровью покидала ее, ее голова бессильно упала на подушку, глаза потухли, застыли словно стекло. Бескровные губы беззвучно шевельнулись в последней попытке заговорить. Но она не произнесла ни звука. Не прошло и нескольких секунд, как Мари вынула ребенка из застывших рук Салли и передала его рыдающему отцу.

Затем очень решительно Мари начала в последний раз обмывать Салли. Мередит помогала ей, понимая, что ее горе несравнимо с горем Тома Финнея, и чувствовала необходимость помочь, чем только могла. Они убрали пропитанные кровью простыни, осторожно переложили тело умершей на вновь застеленную кровать. Наконец Мари кивнула. «Сделано».

Мередит взяла себя в руки и вышла из дома. Следом за ней вышла и Мари. Без сомнения, рыдания Тома Финнея были слышны во дворе.

– Дети, – тихо обратилась Мередит к ожидавшим малышам, – вы нужны сейчас вашему отцу.

Кейти бросилась в дом. Остальные отстали, их страх был почти осязаем, он пропитывал воздух. Пронзительный крик девочки разорвал тишину ночи. Остальные дети застыли на месте с широко раскрытыми от испуга глазами, прижимаясь друг к другу. Мари прижала к своей уютной груди маленьких Бесс и Хегара.

Неожиданно у Мередит перехватило дыхание. Горе сгустилось в воздухе подобно дыму, и она почувствовала, что задыхается. Спотыкаясь, она выбежала со двора, направляясь в поля, инстинктивно ища пространства, где могла бы отдаться своему одиночеству, которое раньше пугало ее. Оказавшись одна, она жадно глотала воздух и пыталась отгородиться от того ужаса, что остался позади нее.

Она рано узнала, что такое смерть. Когда умерла мать, отец запретил оплакивать ее. По его мнению, скорбь была орудием дьявола. Только неверующие упиваются своим горем. Следует радоваться, когда другого человека забирает Бог. Это было так просто. Никаких слез не было пролито в то утро, когда, проснувшись, Мередит узнала, что мать умерла. Некоторое время она скучала по ней, но к тому времени, когда она подросла и смогла осознать истинную цену своей потери, плакать было уже поздно.

Эта ночь показала ей, что смерть не просто тихий, незаметный уход из жизни. Она была неопрятной, безобразной, разрывавшей сердце. Не всякий мог принять смерть со стоицизмом ее отца. Мередит было страшно возвращаться к той боли, которая ожидала ее на ферме Финнея.

– Мередит, – раздался позади нее голос Ника, этот удивительный голос, такой знакомый, такой близкий, он, словно накрывая ее бархатным плащом, мгновенно успокоил ее. Она забыла, что он был ей не нужен, что она не хотела его присутствия в Оук-Ран, не терпела его вмешательства в ее дела. Сейчас имело значение только то, что он оказался рядом.

Она обернулась, пытаясь в темноте разглядеть его фигуру. По шуршащим под его ногами сухим листьям он двинулся к ней. Она бросилась к нему и, крепко обхватив его за талию, прижалась щекой к его груди, ища утешения у другого человеческого существа. Застыв на мгновение, он расслабил напряженные под ее щекой мышцы и заключил ее в объятия. Поддерживая своей большой рукой ее голову, он сказал:

– Все хорошо.

Мередит прижималась к нему, вдыхая его чистый запах, а он тихо бормотал что-то нечленораздельное, успокаивая ее.

– Я не хочу возвращаться туда. Это эгоизм, но я не могу это вынести.

Она неохотно отстранилась и освободилась из его объятий. Яростно вытирая слезы, она тихо сказала:

– Вы, должно быть, думаете, что я слабая и эгоистичная, что сейчас по-настоящему страдает семья Финнея. Я не переживала так сильно, когда умерла моя мать.