– Сыграем еще, милорд? – с вызовом спросила она.
– Разве я могу отказаться?
Тетка, прикрывшись ладонью, громко зевнула.
– Тогда я пойду спать. Ночь – это для молодых.
Если Мередит и чувствовала себя стесненно, оставшись наедине с ним, то не показывала этого. Она сосредоточила внимание на картах, молча погрузившись в размышления. У него было вполне достаточно времени, чтобы рассмотреть ее. Рыжеватый оттенок волос, манера складывать губы в минуту задумчивости. Ничто не ускользало от его внимания. Он снова вспомнил ее хорошенькие ножки с изящной линией подъема стопы. Торжествующий смех прервал его мысли. Она радовалась своему выигрышу.
Он нахмурился и затем сказал равнодушным тоном, интуитивно угадывая, что эти слова больше всего возмутят ее:
– Полагаю, это ничья.
Ее глаза вспыхнули, в лучах света сверкнули изумруды.
– Еще одну партию, – возразила она.
На этот раз Ник не рисковал. Он сделал то, чего не делал уже несколько лет. Он спрятал карту в рукаве. Но когда он выиграл, она казалась такой расстроенной, как ребенок, у которого сломалась игрушка. Он не выдержал и показал ей карту. Ведь это была всего лишь игра. Единственное, что он понял за долгие годы игры, что игру никогда не следует воспринимать серьезно. Очевидно, она не увидела в этом ничего забавного. Ее зеленые глаза потемнели от ярости, и она вскочила со стула.
– Сэр, вы не джентльмен!
Улыбка пробежала по его губам. Мередит возвышалась над ним, пылая гневом как ангел возмездия. Ее грудь вздымалась с каждым вдохом, выглядывая, насколько это было возможно, из скромного выреза ее черного платья. Он перебрасывал карты из руки в руку и, откинувшись на спинку своего стула, наслаждался этой картиной.
– Это правда. Меня не так воспитали.
Она не поняла его ответа, но ее гнев не уменьшился.
– Это вы таким образом зарабатываете себе на жизнь? Если бы мне пришлось зайти в одно из ваших заведений, то со мной играли бы мошенники?
Он улыбнулся еще шире:
– Думаю, что нет. Я прибегаю к этому лишь для развлечения в гостиных.
– Вероятно, вы считаете, что женщину можно обмануть. Если бы я была мужчиной, сомневаюсь, что вы бы осмелились так поступить.
Он встал. Даже несмотря на стол, разделявший их, он казался намного выше ее. Нарочито медленным взглядом он окинул ее с головы до ног.
– Если бы вы были мужчиной, я бы, например, не проиграл вторую партию.
– В самом деле? – усмехнулась она. – Это почему же?
Ник, обойдя стол, подошел к ней.
– Потому что я бы не отвлекался. Потому что я бы смотрел на карты, а не на вас.
Она широко раскрыла глаза и огляделась вокруг, но в комнате никого не было. Прикусив губу, она попятилась, пытаясь избежать близости этого хищника.
А он неожиданно представил, как он прихватывает зубами ее губы и облизывает их.
– Вам нечего сказать, Мередит? Кажется, вы никогда не терялись, не находя нужных слов.
Ее спина натолкнулась на стену, на которой качнулись висевшие там картины. Он уперся руками в стену по обе стороны от ее головы, поймав ее словно в клетку.
– К-как это я отвлекала вас?
Ник предвидел этот вопрос. Он достаточно хорошо знал женщин, чтобы понимать, что они должны видеть значение и причину всего, что происходит. Его прекрасно понял бы любой мужчина. Он хотел ее. В своих объятиях. В своей постели.
Ее взгляд остановился на его губах. Что-то горячее взорвалось внутри его. Ник не впервые испытывал желание и сразу же понял, когда оно пробудилось в его крови. Но никогда прежде он не отказывался от женщины, которую желал, тем более когда предоставлялся удобный случай. Он добился успеха в жизни, не упуская таких возможностей, когда они возникали, и она тоже была возможностью, которую даже он не мог упустить. На какую-то короткую минуту он позволил себе забыть, кем она была и что она носила ребенка Эдмунда.
Оторвав руку от стены, он погладил Мередит по лицу, касаясь ладонью мягкой щеки. Затем запустил пальцы в ее шелковистые волосы за ухом и откинул ее голову назад.
Большим пальцем он обвел контуры ее губ, запоминая ощущение их нежности. Ее веки медленно опустились. Он приблизил свои губы к ее губам, и только его палец разделял их. Она раскрыла губы, и он ощутил медовую сладость ее дыхания. Словно околдованный, он смотрел, как она высунула розовый кончик языка и лизнула огрубелую подушечку его пальца.
Мгновенно его плоть возбудилась, требуя большего, требуя всего. Прижимая Мередит к стене, он терся бедрами о ее теплое податливое тело. Она раскрыла глаза, подняв отяжелевшие от страсти веки.
Затем, не спуская с него горящего взгляда, она взяла в рот его палец. Словно раскаленное железо, желание пронзило все его тело. Она обсасывала его палец. Сначала осторожно, затем все сильнее. Боже милостивый, ее горячий язык обсасывал его палец как сладкий леденец!
Стон вырвался из его горла, и он преодолел искушение заменить палец своими губами. Пораженный силой своего возбуждения, он отшатнулся. «Очевидно, я не так уж способен упустить случай», – подумал он.
Мередит, тяжело дыша, взглянула на него затуманенными от страсти глазами. Шатаясь от боли неудовлетворенного желания, он отступил назад, искренне стыдясь возникшей между ними страсти.
– Приношу свои извинения. – Он смотрел в сторону, теребя волосы, чувствуя к себе отвращение за то, что проявил плотские чувства к вдове Эдмунда. – Больше этого не случится.
Он развернулся и, стараясь не оглядываться, вышел из комнаты. Его руки сжимались и разжимались в бесплодном желании коснуться ее. Боже, как он хотел ее! Проклятие! Он не мог вспомнить, желал ли он когда-нибудь женщину сильнее, чем ее. Завтра будет еще не поздно покинуть это место и все, что леди Мередит пробуждала в нем.
Он ступал через две ступени и думал, как бы он повел себя, если бы она не была женой Эдмунда, если бы она не носила в себе ребенка его брата.
Ник хрипло и цинично усмехнулся. О чем здесь думать? Он бы раздел ее, и они оба получили бы удовлетворение прямо там, у стены гостиной.
Хмурая заря освещала небо, когда Мередит услышала позвякивание узды и затем ржание лошади. Сон мгновенно покинул ее. Образ Ника проносился у нее в голове, как вспышки молний в темной ночи. Стыд, что она позволила ему трогать ее, что она оказалась настолько смелой, что взяла в рот его палец, сожаление, что он не сделал большего, – все смешалось в ее голове.
Все эти годы она лгала себе, искренне веря, что она выше такого животного чувства, как похоть. Если бы он сам не остановился, она бы позволила ему и дальнейшие вольности.
Мередит спустила с кровати ноги. Босиком она неслышно прошла по ковру и раздвинула шелковые занавеси. Рамы запотели, и, вытирая их, она скользила пальцами по холодному стеклу, глядя на наступавший день. Ник спустился по каменным ступеням к месту, где заспанный грум в ожидании держал его лошадь. В его движениях была беспокойная энергия, когда он садился в седло и брал поводья.