Как было бы хорошо, если бы все так и случилось, с грустью подумала Порция. Голос бабушки, какие бы слова он ни произносил, стал бы сейчас для нее музыкой. Потому что это означало бы, что бабушка выздоровела и снова стала такой, как прежде.

Порция осторожно приблизилась к постели, шаркая ногами по старому протертому ковру. С кровати доносились звуки тяжелого дыхания. Грудь бабушки натужно вздымалась и опадала, словно каждый вздох с трудом пробивал себе путь из той глубокой расселины в ее груди, где, цепляясь за стены пропасти из последних сил, еще теплилась жизнь.

Порция остановилась у кровати и вскрикнула. Она не подготовила себя к тому, что ей предстояло увидеть. От прежней бабушки, импозантной леди, осталась только оболочка. Состарившаяся кожа безжизненными складками свисала с лица.

Порция набрала в легкие побольше воздуха – воздух в комнате был спертым и пропах болезнью – и энергично растерла предплечья. Не в силах смотреть на неподвижное тело на кровати, она опустила глаза. Куда исчезла та энергичная женщина, которая постоянно бранила ее и… любила, по крайней мере, настолько, насколько могла любить кого-то вдовствующая герцогиня Дерринг. Порция обвела взглядом пустую комнату. Она помнила, как в последний раз входила сюда. Ребенком ее сюда не пускали, а став взрослой, Порция по мере возможности избегала встреч с бабушкой, которая постоянно упрекала и бранила ее.

– Бабушка? – прошептала Порция, дотронувшись до неподвижно лежавшей на одеяле старческой руки. Кожа у герцогини была сухой и тонкой, как пергамент. Порция осторожно, словно хрупкое стекло, взяла ее руку в свою.

– Бабушка, – повторила она внезапно охрипшим голосом. – Не переживай. Я все сделаю как надо. Вот увидишь.

Веки старухи вздрогнули, как будто она силилась их поднять и не могла. Сердце Порции подскочило, она пожала безжизненные пальцы.

– Бабушка? Ты меня слышишь?

На мгновение веки больной разомкнулись, обнаружим бледно-голубые глаза. Они смотрели на Порцию со знакомой пристальностью. Но незнакомым было одобрение, удовлетворение, какие прочла она во взгляде бабушки Она услышала ее клятву. Услышала и поняла.

И все сомнения, что еще оставались у Порции, разом исчезли. Жизненный путь ее уже был определен. Она сделает то, чего хочет от нее семья. Чего хотят от нее уже пять лет. Собственные ее желания уже не имели значения.

Глава 24

Хит скинул жакет. Потом жилет и рубашку.

– Что ты делаешь? – спросила Делла. На губах ее играла улыбка. Она с любопытством смотрела на своего так долго отсутствовавшего любовника.

«Изгоняю из сердца одну конкретную особь женского пола.

Доказываю раз и навсегда, что Порция не имеет надо мной власти».

Что с того, что она уехала, вернулась в город, где ее ждала целая свора ухажеров. Он не станет страдать, не станет сохнуть по ней, как дерево без воды и солнца. То, что она исчезла из его жизни, не принесло ему ничего, кроме чувства огромного облегчения.

Делла смотрела на него с невеселой усмешкой, и у Хита возникло очень странное ощущение, что она прочла его мысли.

– Похоже, ты раздеваешься.

– Именно. – Рука его задержалась на застежке брюк, и он, взглянув на нее, спросил: – А ты почему все еще одета?

– Ты знаешь, какое у тебя сейчас лицо? – вместо ответа сказала она.

– О чем ты? – Он задумчиво потрогал подбородок.

– Ты выглядишь так, словно готовишь себя к войне, а не к любви.

Хит уставился на Деллу, не зная, как отмести предъявленное ему обвинение. Он действительно не хотел заниматься с Деллой любовью. Он не хотел этого с тех самых пор, как в жизнь его вошла Порция.

С недовольным бурчанием опустившись на диван, Хит потер лицо руками. Он пришел сюда с намерением вычеркнуть Порцию из памяти. Избавиться от нее душой и телом. Чертов дурак. Ничто не могло ему в этом помочь. Эта девчонка прочно засела в его сердце.

– Хит, поговори со мной.

Он закрыл лицо руками и пробормотал:

– Я в беде, Делла.

– Это из-за дочери герцога? – напрямик спросила Делла.

Он кивнул, благодарный ей уже за то, что она не произнесла имя Порции вслух. Оно и так непрерывно звенело у него в голове камертоном, в унисон с которым билось его сердце.

– Ты любишь ее.

Он открыл рот, чтобы ей возразить, но не смог. «Ты любишь ее».

Любил ли он ее? Неужели он пал жертвой чувства, которое запретил себе испытывать? Он ведь дал зарок никогда никого не любить. Может, это простое плотское желание? Но он знал, что такое хотеть женщину, и он вполне был способен сдерживать себя. Так было со всеми. Кроме Порции. Она была той самой, перед которой он не смог устоять. К ней он чувствовал что-то сильнее похоти. Но любовь? Неужели он ничему не научился у своих родителей?

Любовь выявляет худшее в некоторых людях, внушает им, что они вольны как угодно дурно обращаться друг с другом. Но Хит и представить не мог, что способен причинить Порции боль, по крайней мере, так, как его отец обижал мать. Возможно, то была даже нелюбовь. Он лишь знал, что его родители поженились по любви, а потом стали с завидным упорством портить друг другу жизнь. Ни дня не обходилось без ссор в их так называемом любовном союзе, и все вокруг жили как в аду, включая их отпрысков и всех остальных домочадцев. Если он действительно любил Порцию, то у него были все основания вычеркнуть ее из своей жизни и спасти их обоих от того неминуемого дня, когда они пойдут друг на друга войной.

– Ты любишь ее, – повторила Делла. Голос ее звучал еще тише и еще увереннее.

– Нет, – выдавил из себя Хит, словно это «нет» могло перечеркнуть то, что он к ней чувствовал. Наклонившись, он поднял с пола рубашку. – У меня нет будущего. Я ничего не могу ей предложить. Все как было, так и осталось. – Он резким движением сердито просунул руки в рукава рубашки.

– Это не так.

Он в недоумении моргнул.

– Что?

– Твое будущее не так черно, как ты думаешь. – Глаза Деллы затуманились, и она отвела взгляд, глядя куда-то поверх его плеча.

– Как так?

Она медленно повернулась к нему спиной и направилась к креслу возле камина. Опустившись на мягкое сиденье с тихим шелестом юбок, она схватилась за подлокотники кресла так, словно надеялась получить в них опору. Пальцы, сжимавшие подлокотники, побелели.

– Думаю, ты захочешь меня прогнать.

– О чем ты говоришь? – настойчиво спросил он. Она облизнула губы и зажмурилась.

– Тебе не грозит сумасшествие.

– Что?

– Ты вне опасности…

– Я слышал, что ты сказала. И все же я не могу понять, что ты имеешь в виду.