– Хорошо, заходите. На первом этаже мы можем спокойно побеседовать.
Гуров отключился и торопливо взбежал по ступенькам к входной двери. Он понимал, что разговор предстоит не очень простой, и торопился его начать. Чем больше времени у Лахновой будет на обдумывание предстоящего разговора, тем больше она может замкнуться. А ведь женщина чего-то побаивается или просто не любит полицию? Неужели что-то знает? Уже знает о смерти Зайченко и о причинах ее убийства?
Перед сыщиком предстал обширный холл с высокой стойкой администратора, двумя большими белыми кожаными диванами слева и вешалкой справа. За стойкой две двери без табличек, чуть левее аккуратная лестница на второй этаж с легкими перилами из нержавеющей стали. По этой лестнице к нему спускались стройные женские ноги.
Лахнова оказалась женщиной с хорошей фигурой, выглядевшей довольно молодо. Только подойдя к ней вплотную, Гуров понял, что все это – заслуги современной косметологии, Лахновой было уже прилично за сорок. Интересно, что сдружило молоденькую Зайченко и эту даму в возрасте?
– Здравствуйте, – с ходу начал он. – Куда прикажете?
– Если не возражаете, мы можем сесть вон там на диванах. Нам не помешают.
– Извольте, – согласился Лев и сделал деликатный жест, приглашая даму пройти первой.
– Я вас слушаю, – поджав губы и глядя собеседнику в переносицу, сказала она.
– Людмила Зайченко убита вчера поздно вечером здесь, в поселке. Я занимаюсь розыском преступника и установлением причин ее убийства. По моим сведениям, Людмила ехала к вам по предварительной договоренности. Вы – одна из немногих, кто знал о ее поездке сюда из Москвы, знал о времени ее приезда и примерном маршруте. Поймите меня правильно, но все вы попадаете пока под планку подозреваемых.
– Вы с ума сошли, – беззлобно проговорила Лахнова, отводя взгляд в сторону.
– У меня просто недостаточно информации, чтобы предполагать иное. Помогите мне, и вы тем самым развеете сомнения относительно вас и еще кое-кого. Вы договаривались с Людмилой о встрече?
– Она ездит ко мне уже третий вечер, просто в последний раз припозднилась. Я просила Люду… – Тут Оксана не выдержала, резко, как от боли в животе, согнулась пополам и разразилась горьким плачем.
Гуров выждал две минуты, потом положил свою руку на сгиб локтя Лахновой. Плачем делу не поможешь, тем более что не мешало бы выяснить, а чего эта дама так убивается? Неужели она вольный или невольный виновник гибели Зайченко? Или это связано с Валерием Зайченко? Вопросы роились в голове и требовали поторопиться. Но даже в общении с подозреваемыми следует придерживаться определенного такта.
– Оксана Михайловна, возьмите себя в руки, прошу вас. Что вас так огорчило? Смерть Людмилы, вы были с ней настолько дружны? Или что-то еще?
– Все видите, все замечаете, только ничего не понимаете… – сквозь плач донеслось до Гурова. – Бедная девочка! Я ведь предупреждала ее, говорила, просила…
– Рассказывайте, – потребовал Лев. – Чисто по-человечески я готов вас понять и выслушать, но я на работе, а моя работа предполагает некоторую черствость для пользы дела. Если вы не станете мне рассказывать, то я вынужден буду вас задержать официально и доставить в Управление внутренних дел для официальной дачи показаний.
Тирада возымела действие. Гуров поморщился, потому что ему неприятно было прибегать к таким действиям, но иногда просто не было иного выхода. Он в самом деле был на работе, и она требовала прежде всего помнить об обгоревшем трупе девушки да еще с дырой в голове. Но той реакции, которая последовала, он никак не ожидал. Точнее, ожидал, но в другом контексте.
– Давайте… вот, – хрипло сказала Лахнова и протянула сыщику сведенные кисти рук. Ее заплаканные глаза горели болью, а не ненавистью. – Надевайте, что вы там надеваете… наручники? Везите, сажайте! Я ведь, я…
– Что? – стараясь говорить холодно, спросил Гуров. – Что «я»?
– А вы не поняли? Не догадались? А еще до полковника дослужился… Не видели таких никогда? Вот так близко? Только…
До Гурова наконец дошло. Причем он не просто осознал, его как будто током ударило. Так вот в чем дело! Не так он все понимал, не о том говорило ему странное поведение этой женщины. Она, наверное, пыталась склонить Людмилу к интимным отношениям. Вот о чем она рыдала, любовь у нее была! Любовь к молоденькой симпатичной, веселой женщине. Женщине одинокой, недавно потерявшей мужа.
Нахмурившись, Гуров спокойно и методично стал объяснять, что ничего предосудительного в таких отношениях не видит, что он не ханжа и вполне терпим к таким явлениям. Правда, пока они не переходят некоторые грани, например, не перерастают в гей-парады или публичные однополые браки. Он быстро понял, что зря вообще начал эту оправдательную речь, потому что она ничего и никого не оправдывала, а лишь подчеркивала, что он противник подобных связей и вообще однополой любви.
– А мы вот такие уроды, – с болью и обидой заявила Оксана Михайловна, – и хотим жить, как живем… А она вот…
Больших трудов стоило Гурову успокоить женщину и не допустить начала самой настоящей истерики. Наконец он услышал то, что его интересовало. Оксана познакомилась с Людмилой в салоне красоты, куда иногда стала наведываться. Молодая веселая хозяйка салона ей нравилась, зародились мысли о знакомстве поближе, а потом, чем черт не шутит, возможно, начались бы и отношения.
Но все пошло совсем по-другому. Оксана и Людмила сдружились, только мило общались они не в салоне, а в различных кафе. Оксана попросила у подруги совета и помощи в организации салона красоты в Озерках, и та согласилась. А на третий или четвертый приезд к подруге в поселок Людмила наконец поняла, что за отношения у них складываются.
Чувства немолодой женщины все разгорались, а тут случилась беда с мужем Людмилы, и она кинулась успокаивать ее. Его гибель – это что, наказание, судьба-злодейка? Что? Гуров на эти вопросы, последовавшие в конце рассказа сквозь слезы, ответить не мог. А еще он понял, что Лахнова считает причиной смерти Людмилы Зайченко бандитское нападение с целью ограбления или еще чего-то. Никаких угроз в адрес Зайченко, ни о каких сложностях в ее делах она не знала и не подозревала о них.
Тупик! Почти сутки впустую, а казалось, что вот она, ниточка, вот-вот мелькнет ее хвостик, за который только успеть ухватиться. Придется все начинать сначала, снова пропускать через частое сито все связи семьи Зайченко. Ведь должна быть причина, просто так люди в семье один за другим не умирают. Слишком просто все списать на случайность.
Гуров уселся в машину, завел мотор, но тут у него зазвонил мобильный телефон.
– Лев Иванович, это Спицын. Вам говорить удобно?
– Да, Василий Иванович, слушаю вас.
– Во время подворного обхода мы наткнулись на один странный дом на Второй линии. Точнее, у нас есть свидетель, который показывает, что примерно в то же время, когда неподалеку на улице взорвалась машина, он слышал во дворе этого дома крики и выстрелы из пистолета с глушителем.