Узрев в статье любимое словечко президента, прокуратура тут же дала попятный ход. Конечно же, они обеими руками за нанотехнологии, оправдывался представитель прокуратуры, просто им до этого не объяснили.
Шувалов не знал, благодарить или нет Петровскую за выполнение обещаний, ведь на этот раз журналисты всего лишь написали правду. Так или иначе, она держала слово. Очередь за ним. День отъезда в Штаты неумолимо приближался.
Антон смерил Бориса уничижительным взглядом.
— Мне есть, о чем думать, — ответил он.
— Согласен, — живо откликнулся Вербицкий. — Вот объект твоих раздумий. Тогда в ресторане ты забыл папку. А дело срочное.
Он протянул зеленую папку с данными обследования Ирины Новицкой. Телевидение уже сообщило, что теперь травмированной фигуристкой займется Институт нейронауки.
— Оставь меня в покое. И Ольгу тоже! — Антон выплеснул то, что вертелось у него на языке с момента встречи.
— Сначала раскрой папку, Шувалов. Я тоже многое узнал за последние дни, и про твои неприятности не говорил не ради красного словца. Бери, открывай! — В голосе Вербицкого ощущалась уверенность. — Прочти хотя бы первую страницу.
Антон развернул протянутые материалы. Под обложкой лежало заявление Вербицкого в прокуратуру Москвы. В пространном тексте Вербицкий псевдонаучным языком извращенно, но весьма убедительно, объяснял, что именно проделал Шувалов с мозгом его жены, чтобы отправить ее на тот свет. Он называл его действия умышленным убийством и требовал возобновления расследования в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
— Прочел? Теперь слушай. Либо ты помогаешь мне излечить фигуристку, либо эта бумага окажется в прокуратуре.
— Ты знаешь, что это ложь!
— Прокуратура не любит извиняться. Она ухватится за возможность тебе отомстить.
— Я найду способ оправдаться.
— Сколько это займет времени? Год?
— Сколько потребуется.
— Не думал, что ты любитель сражаться с ветряными мельницами. Ученые ценят свое время.
— Поэтому — уходи!
— Ты отказываешься помочь замечательной спортсменке? А где же твое сострадание?
— Я не врач.
— Тебе наплевать на престиж нашей страны? Ну, да, ты собираешься свалить за рубеж. Только учти, возобновление уголовного дела автоматически сделает тебя не выездным. Помоги молодой девушке, и лети на все четыре стороны. Иначе…
Вербицкий зловеще умолк. Шувалов понял, что его припер к стенке человек, умеющий и любящий мстить. «Борьба или компромисс? В конце концов, речь идет о добром деле». Антон уныло пролистнул несколько страниц истории болезни.
— А если у меня не получится?
— Надо, чтобы получилось. И получилось хорошо. Это непременное условие нашей сделки.
— Я не уверен в успехе.
— А ты подумай. Ведь думать у тебя получается гораздо лучше, чем грубить. — Вербицкий фамильярно похлопал Шувалова по плечу. — Завтра я с тобой свяжусь. Не пропадай.
На плите булькал недоваренный суп, грозясь перелиться через край кастрюли, из крана текла вода на недомытые овощи. Ольга Шувалова сжимала в мокрой руке телефонную трубку. Ей только что позвонила Валентина Федоровна Рашникова. Вездесущая ассистентка Леонтьева огорошила новостью:
— Антон подал документы на визу. Он уезжает работать заграницу.
— Зачем? — растерянно откликнулась Ольга.
— Не зачем он уезжает, а от чего? Об этом надо думать.
— Я… мы с ним в последнее время…
— Да всё я про вас знаю! Поэтому и звоню. Ведь тебе он не скажет.
— Не говорил.
— А уезжает он, Оля, от разбитой семьи и неустроенной работы. Но если на работу я еще хоть как-то могу повлиять, то вот насчет семьи я бессильна. — Рашникова выдержала паузу, не дождалась ответа и возмутилась: — Что ты молчишь? Ведь надо же что-то делать!
— Я пыталась.
— И про твои попытки я наслышана. Вербицкий известный хвастун.
— При чем тут Вербицкий? Как вы со мной разговариваете?!
— Прямо я с тобой говорю. По-дружески. Если Шувалов надумал уехать, значит, невмоготу ему стало. Тошно ему здесь.
— Мне тоже не сладко.
— Хватит! Некогда сейчас ругаться. Ты лучше о сыне подумай. Как мальчик без отца будет расти?
— А Антон… Он надолго уезжает?
— Оленька, милая, да что ж ты всё не о том думаешь. Не должен Шувалов уезжать. Надо сделать так, чтобы он остался! Переступи ты через гордыню. Сделай шаг навстречу. Он же не обычный мужик, а ученый от бога. Его голова занята такими проблемами, что по достоинству оценить его идеи могут всего несколько человек в мире. Если он забывает о цветах или комплиментах, это еще не значит, что он тебя не любит.
— Какие уж тут комплименты. Он может сутками меня не замечать. Порой он рядом, а на самом деле где-то очень далеко.
— А будет еще дальше, если ты ничего не сделаешь. Скажи честно: ты хочешь, чтобы он к тебе вернулся?
Ольга замялась, потом выдохнула:
— Хочу.
— Так чего же ты сидишь?
— Я, — Ольга хотела сказать, что она совсем не сидит, а стоит, и стоит не без дела, а готовит обед сразу на два выходных дня, но слова показались столь мелкими и никчемными, что она поперхнулась и тихо повторила: — Я хочу, чтобы мы были вместе.
Валентина Федоровна, которую Ольга видела всего раз, посоветовала действовать немедленно и пожелала удачи. Ольга потерянно осмысливала разговор, пока суп с шипением не перехлестнул на плиту. Женщина засуетилась, прибралась и пошла к сыну.
— Саша. Мы сейчас поедем в гости к дедушке Виктору и бабушке Маше.
Сын внимательно посмотрел на нее.
— А там б-будет, п-папа?
Ольга пригладила светло-русые волосы мальчика, улыбнулась.
— Какой же ты у нас хороший.
Услышав радостное «у нас», Саша не стал повторять вопрос.
Антон Шувалов вошел в квартиру и не успел снять верхнюю одежду, как в коридоре появилась мама.
— Ну где ты ходишь? — зашикала на сына недовольная Мария Львовна. — Журналистка тебя уже больше часа ждет.
Антон поморщился. Вчера он согласился на уговоры настойчивой журналистки и назначил ей встречу в субботу на квартире родителей. Он надеялся, что когда дойдет до дела, девушка откажется от поездки в Мытищи в выходной день или запутается в местных улицах. Поэтому еще утром он без зазрения совести отправился к Сергею Задорину. Антон дважды прослушал его доклад на предстоящей защите диссертации и сделал несколько замечаний. Помощь своему ученику Шувалов ставил выше пустой болтовни с переменчивой в своих настроениях прессой.