«Сукоши Хачи» бойко перемалывал холодный воздух на высоте семисот метров. Бондарев внимательно посматривал по сторонам, чтобы не столкнуться с другим вертолетом или военным самолетом, взлетающим с военной базы. Судя по реверсивным следам в небе, сверхзвуковые истребители попадались здесь часто. При всей быстроте своей реакции он сомневался, что успеет уклониться от такого.

Впрочем, у него имелось некоторое преимущество перед скоростным бомбардировщиком. Лишенный прицела и вынужденный бросать взрывчатку вручную, он мог кружить над сухогрузом сколько угодно… при условии, что стрелки не проделают в нем дополнительных отверстий, не предусмотренных матушкой-природой.

И все же, как ни рискованно это было, Бондарев решил дать капитану сухогруза шанс уладить дело миром и добровольно изменить курс.

Пока он размышлял об этом, внутренний голос ехидно нашептывал ему, что лично для Бондарева все это не имеет ни малейшего значения, потому что он не вернется обратно. У него не хватит горючего, чтобы добраться хоть до самого маленького клочка суши, а в воде он неминуемо замерзнет и умрет от переохлаждения.

Допустим, Бондарев даже решился бы просто пойти на таран, как делали это японские камикадзе, атакующие американские эсминцы во время Второй мировой войны. Но если он не вернется обратно, то как остановить уцелевших Хозяев северных территорий, которые продолжают штамповать своих чудо-роботов и закладывать в них взрывные устройства? Может быть, не стоило улетать с фабрики? Может, надо было бросить на склад взрывчатку? Но тогда Бондарев сгорел бы в своем вертолете, а сухогруз «Куро Умихеби» беспрепятственно продолжил бы плавание в порт назначения.

И еще одна крайне неприятная мысль сверлила мозг все сильнее, все настойчивее. А что если расчеты оказались неверны и сухогруз уплыл гораздо дальше, чем предполагал Бондарев? Что если он изменил курс для захода, скажем, во Владивосток или на Сахалин? В таком случае этот отчаянный полет вообще не даст никакого результата. Вертолет будет рыскать над пустынным океаном, пока не рухнет в него и не пойдет ко дну как камень.

Все эти сомнения и тревоги становились тем сильнее, чем дольше находился Бондарев в воздухе, летя со скоростью сто пятьдесят километров в час навстречу неизвестности. Впереди и вокруг, сколько хватало глаз, была видна лишь бескрайняя морская гладь.

Он поднял вертолет на километровую высоту, потратив на это избыточное количество драгоценного горючего, но не увидел ничего, кроме неба и воды.

Бондарев решил выждать еще пятнадцать минут, а потом, если судно не покажется, повернуть обратно. В случае невероятного везения ему удастся дотянуть до суши, пусть даже это будет голая скала, торчащая из воды. А дальше — по схеме, апробированной Робинзоном Крузо и его последователями.

Четырнадцать из этих пятнадцати минут пролетели с ошеломляющей быстротой. Следя за секундной стрелкой, он услышал механический кашель — это испускал дух основной топливный бак, и поспешно переключил двигатель на питание от второго бака, из которого вылилась часть горючего сквозь пулевое отверстие.

Сколько там осталось? И вообще осталось ли что-нибудь? Откликнувшись на мысленные вопросы пилота, двигатель снова затарахтел ровно и беспечно. Надолго ли?..

Минуло не пятнадцать минут, а все двадцать. Сухогруз все не появлялся.

Бондарев выругался. После стольких мытарств, когда победа казалась уже близкой, он был вынужден возвращаться несолоно хлебавши, потому что не мог себе позволить пролететь несколько лишних миль.

Или все-таки мог?

Хрен с ним, с горючим! Взявшись за рычаг, он пошарил глазами по небу, чтобы не нарваться на какую-нибудь неожиданность, и, убедившись, что над головой никого нет, поднял вертолет еще на триста метров. Потом еще на двести.

Идя на полной скорости на северо-запад и не сводя глаз с морской поверхности, он искал взглядом «Куро Умихеби».

Его сердце подпрыгнуло в груди, когда он увидел точку, находящуюся гораздо восточнее, чем он предполагал. Заметить ее раньше мешало солнце. И даже теперь, когда она попала в поле зрения Бондарева, было неясно, тот ли это корабль, который он ищет.

Выяснить это можно было только одним способом. Израсходовав еще некоторую часть драгоценного горючего.

47

Приблизившись, Бондарев увидел японский флаг, развевающийся на корабле. Опустившись так низко, что стал слышен плеск волн, он направил вертолет параллельным курсом и вскоре прочитал название.

Это был «Куро Умихеби»!

Бондарев описал широкую дугу над пенистым следом и, приближаясь со стороны кормы, взял с полки за спиной мегафон, похожий на посеребренный колокол, и, догнав сухогруз, подстроил под него скорость своего вертолета. Оказалось, «Куро Умихеби» плывет быстрее, чем он думал. Стало понятно, почему преследование оказалось таким долгим.

Бондарев увидел двух человек с автоматами, стоявших возле поручней кормы. Еще один автоматчик появился на капитанском мостике.

— Эй, на палубе! — проревел голос Бондарева, пропущенный сквозь усилитель. — Я хочу поговорить с вашим капитаном. Пусть тоже возьмет рупор. Рации у меня нет.

Обращаясь к экипажу, он следил за автоматчиками. Если из их стволов появятся язычки пламени, надо будет подняться повыше и сбросить на судно все запасы взрывчатки. Никаких предупреждений, никаких минут на размышление. Чуть что не так — и начинается светопреставление.

«Светопредставление, — скаламбурил внутренний голос. — Лайт-шоу».

Но никто не стрелял. Повиснув в восьмидесяти метрах над палубой, Бондарев хотел повторить свою короткую речь, но тут из рубки вышел приземистый мужчина, тоже с мегафоном в руке. Как и автоматчики, он был одет в черную куртку и черные брюки.

— Эй, на «вертушке»! Чего надо? — Его английская речь была безупречной.

Не тратя лишних слов, Бондарев произнес свой ультиматум. Мол, он знает, что на борту собрались террористы из организации «Хозяева северных территорий». Знает и то, что они везут в Россию игрушечных дедов-морозов, внутри которых спрятаны взрывные устройства с часовыми механизмами.

— И это меня категорически не устраивает, — закончил Бондарев. — Или вы поворачиваете обратно, или отправляетесь на дно. Выбор небогат, но третьего не дано.

Ответом был хриплый хохот, похожий на лай.

А потом автоматчики открыли огонь.

Одна из первых пуль выбила мегафон из руки Бондарева. Кувыркаясь и стремительно уменьшаясь в размерах, серебристый раструб полетел вниз. Еще несколько пуль пролетели в опасной близости от головы, дырявя плексиглас и алюминий. Бондарев поспешил уйти вправо, одновременно увеличивая скорость.

Сделав еще пару маневров, он очутился впереди корабля на высоте, исключающей прицельные попадания из автоматов.

Было невозможно сбросить оба больших ящика одновременно. Но Бондарев понимал, что его «посылка» должна быть максимально тяжелой, чтобы проломить палубу и упасть на контейнеры с заминированными роботами. Ему очень не хватало помощника, который занялся бы бомбардировкой, пока он сам управлял вертолетом. Но помощника не было и не предвиделось. Нужно было как-то выкручиваться самому, совмещая должности пилота и бомбардира.