Пассажирам «ковчега» необходимо знать, что делается на Земле, как идут мировые события и можно ли вообще будет вернуться на Землю. Пуччи со своей радиостанцией должен был взять на себя, как образно сказал епископ, роль голубя, приносящего в клюве масличную ветвь – знак окончания «потопа».
Пуччи взялся организовать не только двустороннюю радиотелефонную связь Земля – «ковчег», но и установить на «ковчеге» супертелевизор, дающий возможность пассажирам видеть все происходящее в любом уголке Земли.
Предполагалось, что центральные телевизионные радиоустановки, имеющиеся в столицах и крупнейших городах, будут шифром передавать радиоизображения на станцию в Стормер-сити, а Пуччи – транслировать их «ковчегу».
– Просто? Совсем не просто! – отвечал Пуччи на собственный вопрос. – Пусти радиолуч в небо, а он сломался и свалился назад на Землю, – объяснял ученый на своем невозможном языке. – Отчего сломался? Ага! Не знаешь?
Ганс кое-что знал, но Пуччи не давал ему говорить.
– Ракета поднимается с Земли; надо пробить двойной панцирь тяготения и атмосферы. Радиолучам преграждает вылететь с Земли тоже двойной панцирь. Длинная волна. Полетела. Сто километров отлетела – бац! Слой Хивисайда. Сломалась. Опять на Землю. Отразилась вверх. Опять Хивисайд. Опять сломалась. А? Как быть? Нельзя говорить Земле с небом? Можно! Пуччи может. Пуччи говорить с Сириусом. Надо пробуравить панцири. Иголочкой коротковолнового луча. Я буду говорить с «ковчегом». А «ковчег» – со мной. Да, если Цандер даст «ковчегу» энергию. Он тоже хорош. Пуччи плюс Цандер – большие дела.
Гансу приходилось переводить эту несуразную речь на общепонятный язык и улавливать смысл скомканных фраз.
Ему было известно, что очень короткие волны – менее десяти сантиметров – способны ионизировать встречающийся на пути воздух, то есть расщеплять его молекулы на заряженные разноименным электричеством ионы и электроны, делать воздух проводником электричества. Известно ему было также и об отражательной способности ионизированного воздуха и слоя Хивисайда. Частицы тропосферы, простирающейся примерно на десять километров высоты, днем ионизируются лучами Солнца. Такой ионизированный слой воздуха частично поглощает, частично рассеивает электроволны. На высоте пятидесяти – ста километров простирается другой «панцирь», облегающий земной шар, – так называемый слой Хивисайда, который состоит, по-видимому, из ионизированного азота или разреженного водорода. И луч «ломается», как говорит Пуччи, то есть претерпевает полное внутреннее отражение. Дальнейшая судьба луча такова: отраженный вогнутой по отношению к нему верхней поверхностью – слоем Хивисайда, луч в обратном направлении к Земле встречает выпуклую поверхность ионизированных слоев тропосферы – нижнего, плотного слоя воздуха – и отражается от нее вверх; так обходит он ломаной линией земной шар в пространстве между верхней границей тропосферы и нижним слоем Хивисайда, пока не попадет в менее ионизированный слой воздуха и не достигнет уже земной поверхности. Этим объясняются капризы различной слышимости – так называемое явление фединга. Однако очень короткими волнами огромной мощности, пущенными отвесно вверх, по-видимому, удавалось пробить оба «панциря» и улететь в звездное пространство – по крайней мере такие лучи не возвращались на Землю.
Задачею Пуччи было «пробуравить» эти два «панциря» мощным коротковолновым лучом при помощи «прожекторных антенн» и установить надежную связь Земли с «ковчегом». И это удалось Пуччи. Несмотря на то что в небе ярко светило солнце и воздух, следовательно, был ионизирован. Пуччи при Гансе пустил радиолуч, и луч не вернулся.
– Поехал! – сказал Пуччи и рассмеялся. – Земля – Нептун. Четыре с половиной миллиарда километров. Луч может быть там через четыре часа. А? Хорошо так летать? Пуччи плюс Цандер сделают! Но еще много, много, много работать! Прожекторный антенна плох. Надо лучше. Энергии надо колоссально много. Дорогие депеши Земля – Венера. Работать будешь – много научу. Только ты у меня смотри! – И Пуччи потряс Ганса с силой, которой от него нельзя было ожидать.
Пуччи помогали в работе три молодых инженера. Они были говорливы, веселы, расторопны. Но Пуччи не очень был доволен ими.
– Ничего, что мало знаешь. Будешь хорошо работать, мой помощник будешь. Я – здесь, ты – на ракете. «Алло, Ганс». – «Алло, Пуччи!» – «Какова у вас погода на небе?» Хе-хе-хе!
Ганс проработал в лаборатории Пуччи весь день, а вечером тот же молчаливый пилот доставил его в Стормер-сити.
– Ну что, Пуччи тебя еще не побил? – спросил Винклер, встречая Ганса на аэродроме.
– Почти, – ответил Ганс. – Все допытывается, не коммунист ли я. И, признаться, у меня у самого была большая охота прибить его.
– Нет, уж ты сначала поучись у него. Да, это плод ядовитый, не то что Цандер!
– Эх! – Ганс сделал рукой короткое движение. Винклер понял его.
– Еще раз: всему свое время, Ганс! – сказал Винклер. – А пока довольно об этом. Идем смотреть маленький пробный полет!
Когда Ганс и Винклер достигли вершины Угрюмой скалы, совсем уже стемнело. Юго-западный ветер нагнал облака, которые клубились возле самого Ганса и скрывали от глаз океан. На площадке один слабый фонарь освещал нечто вроде фабричной трубы, окруженной лесами, как на стройке. В этой трубе находилась ракета.
В полутьме Ганс только по голосам различал присутствующих. Он узнал голоса коммерческого директора, Цандера и Винклера. Блоттон стоял возле фонаря. Лицо его внешне было спокойно.
– Не отложить ли полет? – сказал Стормер. – В такой темноте трудно будет найти ракету. Притом на океане, вероятно, волнение. Что за фантазия летать ночью?
Но Блоттон настаивал на том, чтобы лететь немедленно. Днем Цандер слишком занят, а опыт необходимо закончить возможно скорее.
Из тьмы появилось чье-то лицо. Свет фонаря осветил Амели, подошедшую к Блоттону.
– Итак, вы спешите установить новый рекорд?
– И доказать, что мужчины храбры не меньше женщин, – сказал, смеясь, Цандер. – Все готово.
Генри лег в узкий ящик. Цандер тщательно закрыл крышку, при помощи Винклера и Ганса «вложил» Блоттона, как шпульку в челнок, соединил дыхательную трубку с кислородным аппаратом, спросил по телефону, может ли Блоттон управлять помещенными в ящике рычагами, сказал: «До скорого свидания», – и наглухо закрыл вход в ракету.
– Отойдите!
Едва успели все отойти, как последовал взрыв. Яркий сноп пламени осветил туман, горную площадку, словно сразу взошло солнце. Затем пламя стало быстро меркнуть. В тот же момент загудели сирены целой флотилии моторных быстроходных судов. Сквозь туман засветились на них сильные прожекторы. Они двинулись быстро в путь.
– С такими-то прожекторами да не найти! – сказал Цандер.
– А он не упадет морякам на голову? – спросил Стормер.
– Надеюсь, что нет: все рассчитано.
Ракета погасла вверху. Только скалы еще долго грохотали многоголосым эхом, словно рассерженные нарушением их вечного покоя.