Он задумывается.
– Ты очень привлекательная женщина, Луиза. Только когда не ведешь себя как фурия. – Он пожимает плечами и продолжает, но уже сухим тоном, каким обычно разговаривает с кассирами, пытающимися зажилить сдачу. – Мне очень жаль, что я разочаровываю тебя в сексуальном плане. По всей видимости, потребность в сексе развита у меня не в такой степени, как у тебя. – Интонация, с какой он произносит слово «секс», отдает презрением.
Мне становится стыдно, что я выгляжу такой низменной. Только я уже устала все время чего-то стыдиться.
Изрекаю последнюю порцию правды:
– Я не считаю, что у меня какая-то повышенная потребность в сексе.
Он встает, направляется к двери и на ходу с улыбкой бросает мне:
– Значит у меня пониженная. – Отвешивает картинный поклон. – Значит, ущербный – я.
Так он возвышается надо мной и над моей грубой животной потребностью в сексе. Ну конечно, кто я такая? Обычная приезжая из Питсбурга, где люди трахаются, флиртуют и снова трахаются.
– Куда ты идешь? – В моем голосе звучат равнодушие и опустошенность.
– Я иду в сад. Если только ты не собираешься сказать мне что-нибудь еще. – Он окончательно вошел в роль классического труса. – Я получаю такое удовольствие от этих утренних воскресных бесед!..
Проклятый трус!
– Думаю, нам следует встретиться с адвокатом по разводам, – произнесла я.
Муж оглядывает меня с ног до головы.
– Делай что хочешь.
– Но к нему нужно явиться вместе.
– Луиза, эта проблема только твоя. Мой брак меня вполне устраивает.
И снова, уже в который раз, я ощущаю себя ужасно одинокой в этой голой, бесплодной пустыне под названием «гостиная». Смятая разорванная газета – единственное свидетельство жизни.
В голове крутятся слова: «Если вам хватит мудрости, вы просто оставите это без внимания». Но у меня мудрости не хватает. Только не знаю почему.
Иду в спальню и выглядываю в окно – мой муж в саду рвет из земли сорняки. Как он может?! Как он может заниматься какими-то обыденными работами по дому, когда вся наша жизнь летит под откос? А вот, как выяснилось, может.
Я наблюдаю, как он расставляет на заднем дворе мусорные бачки в соответствии с размерами и количеством содержимого. Он делает это очень серьезно и сосредоточенно. Ему нужно это. Ему необходимо верить, что это важно, что он ограждает нашу семью от всех видов хаоса – от засилья пыли на мебели, от беспредела среди неровно расставленных на полке книг, от непоправимого ущерба, нанесенного фруктовой корзинке, в которой яблоко самым возмутительным образом оказалось почему-то рядом с луковицей. Он странствующий рыцарь, спешащий спасать даму, которая не хочет, чтобы ее спасали. Которая даже не хочет быть дамой и скорее переспит с драконом, чем с ним.
И тут до меня доходит. Я возвращаюсь к тому моменту, когда он отпустил замечание по поводу моего веса. Я на мгновение задерживаю эту картину в голове, и все становится ясно как божий день. Правда заключается в том, что я сама не хочу внимания с его стороны – я не хочу, чтобы он прикасался ко мне, обнимал или говорил ласковые слова. Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое.
А в таком случае получается, что я сама не хочу трахаться с ним.
Теперь становится ясно, что мы оба были слепы.
Я сижу на краю необъятной кровати – самой необъятной, какую только можно купить в Англии. Крепеж, установленный посередине, почти распался, и теперь обе половинки разъезжаются в стороны, так что скоро в нашей спальне станет тесно от одиноких человеческих тел, спящих порознь.
Следующие несколько недель я живу, одержимая интересом к Оливеру Вендту, которого про себя окрестила: «Мужчина, Заметивший Меня».
Немыслимое количество времени я провожу, ошиваясь вокруг театра, надеясь увидеть его и, как только увижу, сразу же убежать. Я ловлю себя на том, что блуждаю, как сталкер, около его любимого паба или стою, скрытая темнотой, на другой стороне улицы, прикованная к месту отчаянной сумасшедшей страстью. Самое удивительное (правда, я пока этого еще не осознала), что объектом этой страсти являюсь я сама – существо, которое я вижу его глазами. В сущности, я даже не хочу поговорить с ним или узнать его поближе – я просто хочу, чтобы он меня заметил.
– Наверное, эти отчеты нужно отнести вниз? Так я отнесу.
– Луиза, но ты же только поднялась. Мы отнесем их попозже.
– О, да мне совсем нетрудно! Совсем нетрудно!
И сорвавшись с места, я несусь пулей по коридорам театра, словно какое-то сказочное существо, навеки обреченное скитаться по земле в поисках собственного отражения.
Так продолжается довольно долго. Мы встречаемся, смотрим друг на друга, и я убегаю. А потом в один прекрасный день, когда у меня уже нет сил держаться, я позволяю себе пойти на уловку – заманить его куда-нибудь выпить.
Он озабоченно курит в фойе. Сегодня вечером у нас премьера и, как назло, обнаружились неполадки в механизме сцены. Согнав всех рабочих и заставив их вкалывать сверх всяких норм, он тоже не сидит без дела – опустошает пачку «Мальборо-лайтс».
Что касается меня, то по идее я уже давно могла уйти, а вернее, не должна была сегодня вообще выходить на работу, но, как ни странно, я здесь. Я ловлю себя на том, что с головой окунулась в работу (непонятно с чего!), сную туда-сюда по фойе и по коридорам с вытаращенными безумными глазами и все время нахожусь в состоянии, близком к истерике.
Заметив его, я несусь в дамскую уборную и там долго прихорашиваюсь перед зеркалом. Потом перевожу дух, мысленно произношу слова молитвы и отправляюсь навстречу своей Немезиде.
– Привет! Как дела?
Чего мне это стоит, вам не понять никогда. Голос мой звучит выше, чем обычно, октавы на три, руки дрожат. Однако это никоим образом не мешает мне воображать себя самым сексуальным и соблазнительным созданием на планете, точнее, персонажем какого-то ожившего кинофильма, в котором есть все – и озвучка, и потрясающий саундтрек, и душещипательный сценарий.
Он смотрит на меня, как все курильщики, когда выдувают дым, не мигая и почти не дыша, стараясь уклониться от вонючего облака собственной цигарки.
– Да, дела отлично, Луиза. А у вас как?
Когда он говорит, сердце мое готово выпрыгнуть из груди.
– У меня… а-а… а мне пить очень хочется! – выпаливаю я, кокетливо откинув волосы назад. – Вот какие у меня дела.
Он смотрит на меня, как на идиотку.
– Пить?
Я улыбаюсь. Нет, какая все-таки разница между тем, как смотрит на меня, как на идиотку, он и как это делает мой муж!
– Да, – гну я свое. – Так хочется пить, что во рту все пересохло.