«Отлично сказано, — скривился Бобров. — Успокоил: мол, не волнуйся, улетал твой суженый из Ирана не таким уж и нищим. Ей-то это зачем?»

— Когда вы узнали об этом?

— На пятый или шестой день после гибели парома.

— Сергей тоже об этом знал?

— Я сказал ему... с небольшой задержкой. Через неделю. В общем, через пять или шесть дней.

— Это Яков виноват во взрыве парома?

— Что ты! — Олег хотел добавить «девочка». — Нет, конечно. Но обвинят, если узнают, кто он. Пока его содержат в военной тюрьме. Мы принимаем некоторые шаги, но, понимаешь, очень осторожные. Готовим материалы к переговорам и прочее. Нам недостает выводов комиссии по гибели «Мавритании». Иранские власти обнародовали лишь список погибших из команды и обслуживающего персонала парома. Табанить мы, разумеется, не собираемся. Это из области дипломатии, а как все на самом деле происходит, ты сама знаешь. И тебе ничего не могли сказать. В силу определенных причин. Ты должна нас понять.

Олег снял трубку трезвонившего телефона. Звонила жена. Бобров, выпрямившись, ответил четким голосом:

— Есть, товарищ контр-адмирал! Сейчас буду.

Положив трубку, Олег встал и снова развел руками: «Вот так. Тороплюсь. Дела, сама понимаешь».

46

Территориальные воды Ирана

Остров Черепаший. Тюрьма, расположенная в виду военного порта. Как правильно информировал Бобров, меры предосторожности в этом стратегическом районе Ирана были приняты беспрецедентные. В том числе это и тактика дежурного сброса глубинных бомб в портовом бассейне. Частота сброса, как уточнил начальник разведотдела КВФ, — один час. Средства противолодочной обороны приведены в полную боевую готовность.

Прямиком на Черепаший не попадешь, только лишь из порта. Стало быть, задача усложнялась.

Согласно данным Боброва, каждую среду и пятницу порт, кроме других судов, принимал сухогрузные баржи. Как раз сегодня у внешнего рейда должна встать баржа, чтобы взять лоцмана и зайти в порт. И этот шанс упускать было нельзя. Диверсанты начали готовиться к работе в зоне, разрешенной для промысла рыбы. Команда вела подготовительные работы к обычному лову, лишь трое не принимали в ней участия: капитан Перминов, Кашинский и Коля Зацарный.

Привлечение морпеха к основной части операции стояло под большим вопросом, поскольку подводный транспортировщик мог вместить всего двух подводных диверсантов. А Тритон был много опытней младшего товарища, не раз и не два совершал на транспортировщике диверсионно-подрывные мероприятия.

— Задохнетесь же, Андрей Михайлович, — даже не просил, а канючил Зацарный, чем напомнил Кашинскому внука.

— Не булькай, салака! — ворчал он, самолично проверяя готовность дыхательных аппаратов: два для диверсантов, третий для Якова. — Работы для тебя будет столько, что объешься. Мне хороший стрелок нужен на судне, прикрывать нас будешь. Чего еще тебе надо? Понырять хочешь?

Пользуясь утренней дымкой, итальянский трофей загодя спустили под воду. Все на нем работало: и система жизнеобеспечения, и аккумуляторные батареи, насос и электродвигатели.

— Я думаю, — внес предложение Тритоныч, — цепляться за «кита» не будем. Старый «транспорт», не уверен я в его магнитных «присосках». Пойдем под прикрытием винтов толкача, гидролокаторы нас не засекут. Из порта на остров пойдем в том же ритме. Жаль, бляха-муха, баржа к острову близко не подойдет, сошли бы с «кита» и облегчили себе задачу, — посетовал он, зная этот район, как собственный туалет.

* * *

СПРАВКА

Современные системы подводного обнаружения во многих случаях не позволяют приближаться к охраняемым объектам не только сверхмалым подводным лодкам, но даже подводным транспортировщикам. Пловцам приходится покидать свои носители вне радиуса действия гидроакустических средств, чтобы двигаться дальше на ластах. В результате значительно возрастают затраты времени и физических сил на выполнение задания, снижается масса полезной нагрузки боевых пловцов (приборы, оружие, взрывчатка) [23] .

* * *

В четыре часа пополудни Кашинский, вздохнув, передал командование Сергею.

— Командуй, капитан. Сухими быть нам минут пятнадцать осталось.

Сергей посмотрел в южном направлении, туда к порту на небольшой скорости шел толкач, толкая перед собой баржу.

Он передал бинокль Кашинскому. Тот, бегло оглядев горизонт, поделился морской оптикой с Зацарным.

— Ну-ка, разведчик, посмотри своим зорким глазом и скажи нам, слепым кротам, что за буксир ты видишь.

Морской пехотинец долго смотрел на транспорт, часто кивая головой. Потом, выпятив губу, веско изрек:

— Здоровый, сука!

Тритоныч затрясся в беззвучном смехе.

— А ты под воду просился! На суше ни хрена не видишь. Слушай меня. Перед тобой судно типа толкач-буксир с приличными мореходными качествами и отменным радионавигационным оборудованием. Дизель среднеоборотный, частота вращения 300 — 500 в минуту, винт открытый, в поворотной насадке высокорасположенная и смещенная в нос рулевая рубка. Баржа гружена черепицей. Идет под иранским флагом.

Морпех открыл рот и долго молчал. Потом в недоумении затряс головой:

— Ну я еще могу определить смещенную в нос рубку, но, Андрей Михайлович, как вы груз-то угадали?!

— Согласно судовым документам. Идет из Баутино, Тюб-Караганский залив, Казахстан. Бобров мне еще неделю назад сказал об этом.

— Ну все. Команде экипироваться, — тихо и раздельно распорядился Перминов — разжалованный в матросы, но все же капитан судна и командир амфибийной группы.

Кашинский снял тельняшку, оголяя волосатую грудь, надел белье из толстой шерстяной трикотажной ткани, «балаклаву». Зацарный помог ему натянуть куртку гидрокомбинезона, застегнуть на ней «молнию». Затем штаны, чулки, шлем, открывающий лицо для маски, грузовой ремень с быстроразмыкающейся пряжкой.

— Вроде не жмет, — проворчал Кашинский. И все же в его голосе просквозило волнение. Он снаряжался не для обычного погружения в воду, а шел — за последние много лет — на реальное боевое задание и наверняка последнее в своей жизни. Впереди может случиться всякое, но не избежать стрельбы, резких и сильных движений подводным ножом. Думал ли об этом старый морской диверсант — неведомо. Может, старался не думать.

А пока он помогал Коле закрепить у себя на спине дыхательный аппарат. И чем больше появлялось на нем подводной амуниции, тем меньше он походил на того хоть и строгого, но старика-балагура, которого знала команда. Он преображался на глазах. И как только его лицо скроет маска, он станет совсем другим, неузнаваемым. А для себя — Тритоном. Он возвращался в родную стихию.