Вместе с Сальниковым и прокурором спецназовцы блокировали в коттедже еще шестерых боевиков. Едва Евгений Далматов прибыл на место, как раздался первый залп из гранатомета. Кумулятивная граната разнесла центральную дверь в щепки, еще несколько гранат вышибли стекла, и в бреши полетели заряды со слезоточивым газом. Спецназовцы надели противогазы и пошли на штурм здания. Они поднимались по лестницам, приставленным к кованой ограде, и спрыгивали во двор. Одна группа взяла под контроль двери и окна, бойцы другой группы входили в задымленное помещение.
То, что Юрий Хворостенко почувствовал в юности, преследовало его по пятам до конца жизни. Снова дым. Снова удушье. Облако, раздирающее глаза и не дающее дышать.
«Как он умер?»
«Он захлебнулся в дерьме».
Хворостенко спрашивал про снайпера, Анатолия Колесникова, который умер страшной смертью. Густая, как кипящий гудрон, черная вода заполняла его легкие, забивала горло, проникала под веки и наливалась в уши.
Теперь и военный прокурор слепо шел к окну. Он будто плыл, ничего не видя и не слыша, кроме призрачного шепота: «Мусор...» Когда его силуэт показался в окне, в голову прокурора ударили бронебойные пули. Его тело отбросило от окна, и оно придавило упавшего на колени Сальникова. Саша не успел воспользоваться фанатами, лишь выпустил в бессильной злобе длинную очередь в оконный проем. Последнее, что он увидел, — два стеклянных круга, обрамленные чернотой. Спецназовец в противогазе, едва завидев цель, без раздумий нажал на спусковой крючок.
«Нашли Хворостенко. Еду на задержание». Получасом раньше Далматов доложил, как и было условлено, о местонахождении Хворостенко полковнику Шведову. Судя по всему, и Шведов заранее знал, по какому сценарию будет разворачиваться задержание. Полковник Службы приехал вместе с двумя десятками спецназовцев. Они сидели в двух просевших под их тяжестью микроавтобусах: даже просвета не видно. Далматов поймал проходившего полковника за рукав и даже чуть повысил на него голос:
— Это что такое?! Куда ты пошел? Я буду проводить обыск!
Шведов дернул рукой, освобождаясь от чекистской хватки.
— Я тебе не мешаю. Мне интересно посмотреть, что ты напишешь в протоколе. Я держу это дело на контроле по распоряжению начальника Службы.
«Сука!» — ругнулся Далматов. Он и без подсказки запишет в протоколе, что «в ответ на выстрелы из автомата группа спецназа ФСБ, участвовавшая в задержании Александра Сальникова, была вынуждена применить спецсредства; в результате ожесточенного сопротивления смертельное ранение получили Сальников и Юрий Хворостенко, предоставляющий ОПГ услуги адвоката». Может, протокол будет составлен чуть по-другому, но в пресс-службе ФСБ подготовят именно такой комментарий.
— Внеси в протокол следующее, — посоветовал Шведов. — Оперативники следственного отдела ФСБ начали отрабатывать связи ОПГ «Южная» — Юрий Хворостенко, проходящий по делу об убийстве генерала Дронова.
— А есть основания? — спросил Далматов, приехавший сюда для того, чтобы не допустить подобной трактовки.
— Будут, — ответил Шведов, еще не остывший от разговора с шефом. Генерал злился и на своего подчиненного, и на все спецслужбы, оказавшиеся бессильными. Прошло столько времени, а второго снайпера все еще не поймали. Время — не резина, тянуть его до бесконечности нельзя. Что получило подтверждение: оперативники Далматова вышли на Хворостенко. Генерал обрушился на Шведова: «Давай, вали на задержание! Проконтролируй там все».
— Проводи обыск, — полковник СБП отдавал распоряжения коллеге с Лубянки, — изымай все бумаги, вплоть до туалетных рулончиков, аудио— и видеокассеты.
Группу спецназа возглавлял майор с громкой фамилией Татищев. Он вернулся во двор и энергичным жестом поторопил командира пожарного расчета:
— На втором этаже небольшой очаг возгорания. Сильно не проливайте.
Пожарники оперативно раскатали брезентовый рукав. Минута, и языки пламени погасли. Далматов по непонятной причине сравнил брандмейстеров с мародерами. Вот они буквально ломанулись через двери и окна, довершая начатое спецназовцами.
— Что там с оружием? — спросил он у майора.
— Хватает, — ответил Татищев. — У каждого было по стволу. Мы вам больше не нужны?
Полковник покачал головой.
Майор поторопил своих «питомцев», похлопывая в ладоши:
— Поехали, поехали! Молодцы, ребята, хорошо поработали.
Группа «смерти» заняла место в автобусе с непроницаемыми стеклами, и водитель взял направление на базу.
Обыск принес результат, на который полковник Далматов делал ставку, но сильно сомневался при этом. Среди десятка видеокассет была обнаружена та единственная, представляющая для следствия ценность. На ней ныне уже покойный прокурор Хворостенко раскрывал все подробности диверсии. И там прозвучал один интересный момент: военный прокурор ссылался на двух арестованных снайперов, хотя взяли только одного. Похоже, Терехин был прав, подумал Далматов.
— Подъезжай ко мне, — сказал Шведов Далматову. — У меня есть интересная папка. Она всплыла еще в октябре 2003 года. — И процитировал генерала Свердлина: — Восемь месяцев. Для раскрытия заговора срок приемлемый. Даже оперативный. Жаль, не успели предотвратить убийство Дронова. Это и есть основание, о котором я говорил. Мы свое дело сделали, теперь пусть начальство голову ломает.
Под начальством Шведов подразумевал и своего обеспокоенного шефа.
Вопрос о приоритете отпадал сам собой, уныло рассудил Далматов. Он вел дело, которое было начато 7 июля текущего года, тогда как Служба вышла на след заговорщиков еще в прошлом году. Во всяком случае, так выходило со слов полковника СБП. Какой ему резон врать?
Лишь два слова, занозой торчавшие в подсознании полковника Корсакова, не давали ему покоя. «Есть! Нашел!» Они казались старыми осколками в теле ветерана. Прошло время, и вот они дали о себе знать. Откуда они, кто их произнес, когда?
Пустота. В воображении походившая на пустую магнитную пленку. И лишь где-то в середине возглас: «Есть! Нашел!» И снова тишина.
Дмитрий Николаевич в сотый раз перематывал эфемерную пленку, мысленно прибавлял громкость и до звона в ушах вслушивался в едва различимый шелест. И порой даже слышал отдельные голоса. Словно призраки перешептывались, протяжно вздыхали, горестно ахали, перекликаясь, шипели друг на друга. Шипели. Ни одного четкого звука, кроме одного отчетливого возгласа.
«Есть! Нашел!» Порой казалось, это его голос. Но почему такой ликующий? Последние дни прошли под руку со скорбью и в сопровождении неловкости и срамоты, под вездесущим оком жены, которая, казалось, всюду оставляла свои глаза и слепо исполняла супружеские и деловые обязанности.
Ответственность за «чрезвычайное происшествие конгенитального масштаба» Корсаков взвалил на черта. Это он дернул Дмитрия Николаевича за язык и пригласил гостью в святая святых — домой. Лукавый не оставил Мите ни одного шанса, шепнув: «Куй железо, пока горячо».