– Правильно. Я иногородних больше никого не знаю, а эти два парня хоть и чеченцы, они наши, помогали нам в Бамуте. Я их паспортные данные хорошо помню. Если бы не они, нам бы туго пришлось… А сейчас мне туго, женщину привести в квартиру неудобно. Только не проболтайся, Антон, а то нам обоим врежут. Я вижу, ты парень правильный, я таких единицы встречал. Сейчас они знаешь кто?
– Профи, – ответил Антон.
– Вот так-то… Понимаешь, тут есть и оборотная сторона медали: все, что мы с тобой придумали, это как бы тактические занятия, стратегия, тыл, неординарные обстоятельства и остальное прочее. Это маленькие учения, мы разработали операцию, конечной целью которой является покраска полов и наклеивание обоев. Вроде бы просто, а мы сделали, чтобы было интересно. Это практика, она тебе пригодится, привыкай замечать, прислушивайся, учись быстро оценивать обстановку и играй, играй и еще раз играй. Прокручивай все; идет тебе навстречу компания людей, но для тебя должно быть все по-другому: они – боевая единица, и ты мысленно готовишься: боковым взглядом молниеносно оглядываешь проулки, подъезды, определяешь, проходные они или нет, какой свет светофора горит сейчас на перекрестке, сколько и какие машины стоят рядом. Ты должен мгновенно выхватить, подняты ли блокираторы замков на дверцах ближайшей к тебе машины, сколько человек находится в салоне; ты отмечаешь походку каждого, поворот головы – если голова повернута в одну сторону, а глаза смотрят в другую, для тебя это должен быть признак опасности. Это все игра, но это и работа, ты постоянно готов, ты пружина. Ты будущий разведчик, если тебе нужно уйти от наблюдения, привлеки к себе повышенное, откровенное внимание, сконцентрируй его грубо, но неожиданно, и тогда решение придет само. Никогда не надейся на случай, не зови его, а в подсознании отложи: случай – не от бога, бог закрывает глаза в такие моменты, случай – от ангела, от твоего ангела-хранителя. Играй, Антон, и думай; бели потолок и прислушивайся к шуму у соседей; клей обои – и определяй, какая машина проехала мимо, не стих ли внезапно за углом ее двигатель… Видишь, как интересно? Когда мы закончим ремонт, ты будешь таким же обновленным, неузнаваемым, как моя квартира. Ты в какой-то степени уйдешь в себя, и это очень хорошо, тебе неинтересно будет даже с твоим лучшим другом Малышевым, которому ты…
– Я посмотрю на поворот его головы, и даже если его глаза смотрят в ту же сторону, я все равно ничего не скажу.
– Вот так, Антон. Играй тут, а я вернусь к вечеру.
Антон переоделся, свернул из газеты шапку и начал промывать потолок.
Когда под вечер пришел Романов, Антон успел побелить все потолки и начал клеить обои в коридоре. Капитан покачал головой: не ожидал. Вдвоем они доклеили коридор, и Антон пошел мыться.
Романов приготовил ужин, на столе снова появилась бутылка с водкой. Они выпили. Капитан продолжил начатый утром разговор.
– Я не хочу, Антон, чтобы ты был обычным жлобом, вышибающим одним ударом ноги дверь квартиры, не хочу, чтобы в твоей голове вместо мозгов были крутые мышцы. И также я не хочу, чтобы ты был подвержен эмоциям. Один раз я сгубил несколько человек, поддавшись внезапному порыву. Тогда все отошло на второй план, была только злость, ненависть. Мне казалось, что я стою на покатой, скользкой поверхности, край которой кто-то поднимает, падаю я, и падают мои бойцы. На самом деле все было не так, но я принял все по-своему… Очень страшно, когда рядом прожужжала пуля, но еще страшнее, когда попала она не в тебя, а в твоего товарища.
Антон, тронув его за руку, впервые назвал капитана по имени:
– Не надо, Дима.
Романов быстро покачал головой.
– Это не поза, Антон, клянусь тебе, что в тот момент я пожалел об этом. А та пуля, которая убила бойца, оказалась для меня гранатой, меня словно подбросило взрывной волной. Я до сих пор не могу отойти, я проклял все, переродился, сошел с ума… Потом я видел много смертей и, кроме себя, уже никого не винил. Хотя хотелось поднять свой взвод и повернуть его в обратную сторону, ворваться в просторные кабинеты и перестрелять к чертовой матери их жирных обитателей, предварительно сорвав, у кого есть, с плеч махровые погоны…
Антон с необъяснимым чувством слушал командира роты, который, как на исповеди, говорил о том, что его состояние больше похоже на болезнь и что он не знает, как ее перебороть. Он услышал о каком-то человеке, имя которого Романов не назвал, зато произнес странную фразу: «Хорошо, Антон, что ты никогда не сможешь познакомиться с этим человеком».
– Я не жалуюсь и не плачу, Антон, но от собственной слабости иногда хочется выть. И никогда не пытайся понять меня. Никогда. Ты не обиделся?
– Да ты что! Нет, конечно.
– Правильно. – Романов помолчал. – Знаешь, Антон, оказывается, собственные мозги способны притупить любую боль и сделать к ней равнодушным. И не только к своей боли, но и к боли других. Это цинично, но ты не должен винить меня. Мне нужен друг, и, похоже, я нашел его, теперь у меня есть человек, с которым я могу поговорить честно и открыто, зная, что он меня никогда не предаст. И так же откровенно я могу сказать, что мне жаль тебя: быть другом капитана Романова очень рискованно.
– Ничего, капитан, я постараюсь не огорчаться.
– Молодец, Антон. Я тут много чего наговорил, лишнее постарайся выкинуть из головы. Жалко, что мы не сможем закончить ремонт в ближайшие дни, но через пару недель я снова отпишу тебе увольнительную. Пароль тот же: два чеченца. – Романов улыбнулся. – Здорово мы всех, правда?
Антон кивнул. Капитан оказался своим в доску парнем, откровенным, прямым; он почему-то жалел Антона, а тому хотелось пожалеть капитана. Романов поймал его участливый взгляд.
– Скоро, Антон, я выбью тебе отпуск, тебя увидят мать, родственники, любимая девушка… У тебя осталась на гражданке девушка?
– Да как-то не обзавелся. Подруги были.
– Если судить по твой внешности, то их было немерено. Что, не так?
– Были… – ушел от ответа Антон.
Юлька не знала, что делать с пистолетом, но на всякий случай держала его правильно – дулом от себя.
– Молодец, – тяжело дыша, одобрил Антон.
– Вот теперь тебя точно расстреляют, – сказала она. – И меня заодно с тобой. – Голос девушки дрожал. Сейчас ей хотелось сделать сразу два дела одновременно: улыбнуться на ширину приклада и заплакать. Второе ей удавалось, а с первым помог Антон.
Он слегка повернул к ней голову и слабо улыбнулся:
– Не смеши меня, а то я выпущу его. – Он внезапно отнял руку от горла Романова и опустил ее уже сжатую в кулак. И еще раз. Удары пришлись в околовисочную кость, капитан потерял сознание. Антон, легко взвалив его на плечи, занес в комнату. Девушка с пистолетом проследовала за ним. Она молча смотрела, как Антон связывает капитану за спиной руки и усаживает его в кресло.
Ничего себе, вот это он сдался в плен!
– Скажи честно, Антон, – спросила она, – ты маньяк?