Уже позже мы поняли, что самые первые визитеры оказались и самыми лучшими: с ними у нас почти не было проблем, точно они окончили специальные курсы поведения в гостях. Они взяли напрокат машину, и нам не пришлось возить их повсюду. Они сами развлекали себя весь день и только обедали вместе с нами. Они уехали именно тогда, когда обещали. Если все остальные будут похожи на них, решили мы, лето получится не таким уж кошмарным.
Главное неудобство, как мы довольно скоро поняли, состояло в том, что все наши гости были на отдыхе, а мы — нет. Мы вставали в семь. Они валялись в постелях до десяти или одиннадцати и иногда заканчивали завтрак как раз в то время, когда следовало садиться за ланч. Они загорали, пока мы работали. Вздремнув перед обедом, они просыпались бодрыми и жаждали светских развлечений, а мы за столом клевали носом, иногда попадая в салат. Моя жена, неисправимо гостеприимная от рождения, жила в постоянном страхе, что кто-нибудь останется голодным, и целые дни проводила у плиты, а мыть посуду мы заканчивали только поздно ночью.
Воскресенья заметно отличались от остальных дней недели. Все наши гости непременно желали посетить один из воскресных рынков, а для этого надо было рано встать. Наши режимы на этот раз совпадали. Немного опухшие и непривычно тихие, они дремали на заднем сиденье все двадцать минут, что мы ехали до кафе в Иль-сюр-ля-Сорг, где решили позавтракать.
Я остановил машину у моста и разбудил наших друзей. Вчера они неохотно прервали веселье и отправились в постель только в два часа ночи, и сейчас при ярком свете утра не на шутку страдали от похмелья. Спрятавшись за темными очками, они как в спасательный круг вцепились в большие кружки café crème. [98] В темном углу бара жандарм тайком опрокидывал утренний стаканчик pastis. Человек, торговавший лотерейными билетами, сулил моментальное обогащение каждому, кто замедлял шаг у его столика. Два шофера с синими, похожими на наждачную бумагу подбородками, оголодавшие после проведенной за рулем ночи, жадно поглощали бифштексы с картошкой фри и громко требовали принести еще вина. Через распахнутую дверь в кафе проникал свежий запах реки, а утки, рассекающие ее поверхность, ждали, пока с террасы кто-нибудь кинет им кусочек булки.
Для того чтобы попасть на главную площадь, нам пришлось пройти сквозь строй смуглых цыганок в обтягивающих черных юбках. Они торговали лимонами и длинными косичками чеснока и шипели друг на друга, состязаясь за клиентов. Прилавки, установленные вдоль улицы, были завалены товаром так, что грозили вот-вот обрушиться. Здесь торговали серебряными украшениями и по соседству с ними — высушенной соленой треской, блестящими от масла оливками в деревянных бочках и сплетенными вручную корзинами, корицей, шафраном и ванилью, похожей на облако гипсофилой, щенками неопределенной породы, барахтающимися в картонной коробке, футболками ядовитых цветов с портретами Джонни Халлидея, нежно-розовыми бюстгальтерами и корсетами героических размеров, деревенским хлебом с шершавой корочкой и горшочками с террином.
Тут и там в толпе мелькали иссиня-черные тощие сенегальцы, обвешанные произведенными в Испании талисманами из «настоящей африканской кожи» и электронными часами. Откуда-то раздалась оглушительная барабанная дробь. Человек в конусообразной шляпе с обрезанной верхушкой, сопровождаемый псом, одетым в красный фрак, покрутил регулятор на микрофоне и прибавил децибел, что было уже совершенно лишним. Еще раз прогрохотали барабаны, а вслед за тем раздался непереносимый для слуха вопль: «Prix choc! [99] Баранина из Систерона! Колбасы! Субпродукты! Спешите в мясную лавку Крассарда на рю Карно. Prix choc!» Он еще что-то сделал с громкоговорителем и заглянул в добытый из кармана листок. Обязанностью этого человека было оповещать жителей и гостей города обо всем — от репертуара местных кинотеатров до дней рождения и юбилеев, что он и делал, щедро сопровождая все объявления звуковыми эффектами. Я бы с удовольствием познакомил его с Тони из рекламного агентства: им бы нашлось, о чем поговорить.
Три алжирца с морщинистыми, коричневыми лицами сплетничали о чем-то на солнышке, держа за ноги свой будущий ланч. У свисающих головой вниз цыплят был обреченный вид, словно они уже знали, что часы их сочтены. Всюду, куда ни падал взгляд, мы видели жующих людей. Торговцы наперебой предлагали бесплатные образцы своего товара: ломтики горячей пиццы, розовые кружочки ветчины, колбаски, посыпанные травами, специями и толченым зеленым перцем, маленькие кубики нуги. Наверное, именно таким представляют себе преисподнюю поклонники диет. Наши друзья начали задавать наводящие вопросы о ланче.
До ланча было еще далеко, и перед ним нам еще предстояло исследовать ту часть рынка, где продавались несъедобные товары. Там хозяйничали brocanteurs [100] со своими коллекциями, которые они, как сороки, собирали по чердакам всего Прованса. Иль-сюр-ля-Сорг уже давно известен как город антикваров и старьевщиков. Рядом с вокзалом там имеется огромный пакгауз с постоянными торговыми местами, где можно отыскать практически все. Но утро выдалось слишком солнечным, для того чтобы проводить его в темном и мрачном сарае, и поэтому мы решили пройтись вдоль аллеи платанов, где продавцы haut bric-à-brac, [101] как они сами себя называют, разложили свой товар на столах, стульях, прямо на земле или развесили его на гвоздиках, вбитых в стволы деревьев.
Выцветшие открытки и старые льняные сорочки соседствовали здесь с разрозненными столовыми приборами и потрескавшимися эмалевыми табличками с рекламой слабительного или помады для непокорных усов. Тут же ждали своего покупателя чугунные утюги, фаянсовые ночные вазы, пепельницы с эмблемами уже несуществующих кафе, броши эпохи ар-деко, пожелтевшие сборники стихов и неизбежный стул в стиле Людовика XIV в идеальном состоянии, если не считать отсутствующей ножки. Чем ближе время подходило к полудню, тем ниже делались цены, и вот тут-то и начиналась настоящая торговля. В нее с энтузиазмом вступила и моя жена, достигшая в этом искусстве определенных высот. Она уже полчаса описывал круги вокруг небольшого гипсового бюста Делакруа, сделала несколько заходов и уже сбила цену до семидесяти пяти франков, но решилась на еще одну попытку.
— Последний раз спрашиваю: сколько вы все-таки за него хотите?
— Мадам, я уже давно хочу за него сто франков, но, раз уж дело идет к ланчу, отдаю за пятьдесят.
Мы устроили Делакруа у заднего стекла, чтобы он мог смотреть на дорогу, и вместе со всей Францией устремились навстречу гастрономическим радостям.
Одно из качеств, неизменно восхищающее нас во французах, — это их готовность поддержать талантливого повара, как бы далеко ни находилась его кухня. Качество блюд для них важнее личных удобств, и ради того, чтобы хорошо поесть, они безропотно едут час и даже больше, исходя по дороге слюной. Таким образом, хороший кулинар имеет шанс преуспеть, даже если судьба забросит его в самое неподходящее место. Ресторан, в который мы сейчас направлялись, находился в такой дыре, что первый раз, чтобы отыскать его, нам потребовалась карта.