Она старательно терла морковь на крупной терке, пытаясь сосредоточиться на палаче и его жертвах, но что-то все время отвлекало ее, мешало, как, случается, мешает жужжание назойливой мухи. То ли мысль какая-то забрезжила в подсознании, то ли слово, невзначай брошенное, о чем-то ей напомнило… Она последовательно восстанавливала в памяти весь разговор с мужем. Победа добра над злом. Отражение типического в типических обстоятельствах. Реализм. Пьяные дяди Вася и Петя. Банальное убийство. Тайна, интрига, развязка. Социальная значимость – потереть морковь. Где-то здесь… Что может быть интересного в морковке, которую надо почистить и потереть на крупной терке? Но это точно где-то рядом… Не смотри на меня, как кролик на удава, все равно книжку не получишь, пока я ее не дочитаю. Как кролик на удава. Кролик знает, что удав сейчас его заглотит целиком, но ничего не может сделать. Удав гипнотизирует его взглядом, вызывая оцепенение.
Вот оно. Точно. Господи, Павел! Там, в Самаре, он смотрел на нее, и она чувствовала себя в точности как кролик под взглядом удава. Руки и ноги делались тяжелыми, непослушными, и хотелось полностью подчиниться его воле, сделать так, как он говорит, и все будет просто замечательно.
Она бросила морковь и, судорожно отирая руки о фартук, ринулась в комнату. Как всегда в таких случаях, нужная бумага никак не хотела находиться, хотя Настя точно помнила, что положила ее в голубую папку. Или в зеленую? Черт с ней, можно посмотреть по таблице. Да, первое преступление таинственного палача было совершено 4 февраля, в Уральске. Около одиннадцати часов вечера. В баре «Каравелла». В подсобном помещении. Как назывался тот бар, куда они с Павлом пришли из душной, жаркой пивнухи? Почему она не посмотрела, как он называется! Знать бы, где упадешь… Спокойно, Настасья, не дергайся, ты не посмотрела, но там был еще и Коротков. Он наверняка не такой растяпа, как ты. Он ехал за тобой на частнике и, вполне возможно, разговаривал с водителем. В этом разговоре, если он был самым обычным, обязательно должно было проскочить или название бара, или улица, на которой Коротков выслеживал свою неверную возлюбленную.
– В чем дело? – раздался голос Алексея из кухни. – Ты сачкуешь или как?
– Лешенька, прости, милый, – крикнула она, – у меня очередной пожар. Пять минут, ладно?
Леша что-то сказал в ответ, но она уже не слушала, быстро набирая домашний телефон Короткова. Дома Юры не оказалось, его жена Ляля недовольным голосом сообщила, что он целый день на работе. Но и в кабинете на Петровке никто не отвечал. Она огорченно положила трубку и медленно поплелась на кухню. Овощи уже тушились в кастрюльке, распространяя по всей квартире упоительный аромат, а Леша снова уткнулся в книгу, написанную женой Владислава Стасова. Настя уселась напротив мужа, вытянула ноги, закурила.
…Павел плохо себя почувствовал и вышел в туалет. Его не было довольно долго. А перед этим он явно кого-то искал. Настя еще тогда обратила на это внимание. Сначала искал в пивнухе, потом в другом баре. И ей даже показалось тогда, что он нашел того, кого искал. Почему она не заострилась на этом? Почему тут же забыла? Потому что в тот момент самым важным было вывезти его из-под носа у людей Чинцова. Они оказались в Уральске случайно, и она была уверена, что у Павла не может быть никаких нехороших замыслов. Откуда им появиться, если они должны были лететь в Екатеринбург? Получается, он нашел того, кого искал, и пошел его убивать, а она, майор милиции, старший оперуполномоченный уголовного розыска, сидела в двадцати метрах от места преступления и прикрывала убийцу? Ведь если бы она его не прикрывала, если бы не подсела за столик к людям Чинцова с целью заморочить им голову пьяной болтовней, Сережа и Николай обязательно пошли бы следом за Павлом. И никакого убийства не было бы. Черт! Надо же так!
Да нет, не может быть. Бред какой-то. Нет, она ошибается, это был вовсе не бар с романтическим названием «Каравелла». Они с Павлом были совсем в другом баре, на другой улице. И никого Сауляк не убивал. Ему действительно стало плохо, это было видно невооруженным глазом. Он и в гостинице, до того, как они выехали в город, был болезненно бледным и то и дело покрывался испариной. Павел не убивал. Просто по времени совпало.
Внезапно горло ее сжалось в спазме, она подавилась дымом и закашлялась. Потом, ночью, Павел просил ее посидеть рядом. Клялся, что никогда не обидит ее. Откуда вдруг такая сентиментальность? Понял, что сделал ее почти соучастницей убийства, и просил за это прощения? А в самолете, когда они уже подлетали к Москве, он держал ее за руку, массировал какую-то точку, связанную с вестибулярным аппаратом. Она сидела, держась за руку убийцы, и даже задремала, расслабившись. А недавно позволила ему ночевать в своей квартире. Ночь наедине с убийцей! Ну, Каменская, ты даешь.
«Остановись, Анастасия, – одернула себя Настя. – Это только твои подозрения. Еще неизвестно, тот ли это бар. А если и тот, то, может быть, вы уже ушли из него, когда было совершено убийство. Ты же не помнишь точно, в котором часу вы оттуда вышли. Ты и на часы-то не посмотрела тогда. А если бар все-таки тот самый и время совпадает, то все равно не факт, что Павел – убийца. Не нагнетай. Подумай еще раз, подумай как следует, проверь все до мелочей».
Настя изо всех сил уговаривала себя. И чем старательнее уговаривала, тем отчетливее понимала: Павел Сауляк – палач.
Антон Андреевич Минаев снял костюм, переоделся в спортивные брюки и свитер и собрался было приступить к ужину, когда раздался звонок в дверь.
– Сиди, я открою, – сказала жена, махнув рукой в сторону накрытого стола.
До Антона Андреевича из прихожей донеслись голоса, один из них принадлежал его супруге, другой был тоже женским, но незнакомым. «Соседка, наверное, – подумал он. – За солью или спичками». Он уже налил себе полную тарелку борща, когда в кухню вошла жена.
– Антон, выйди к нам, пожалуйста.
Он недовольно поморщился, поставил тарелку на стол и вышел в прихожую. Женщина, которую он увидел, сразу ему понравилась. Молодая, лет тридцати, в брюках и длинной матерчатой куртке. Лицо милое и какое-то застенчивое.
– Здравствуйте, – робко произнесла она. – Я живу рядом, в соседнем доме. У меня просьба такая… Вернее, предложение. Не знаю даже, с чего начать…
– Смелей, – подбодрил ее Минаев. – Мы не кусаемся. Что у вас случилось?
– Слава Богу, пока ничего, – женщина улыбнулась и стала еще милее. – Дело в том, что у меня дочка шести лет, в этом году в школу пошла. Понимаете, у нее теперь подружки, одноклассницы, и она все время гуляет с ними в нашем сквере, играет. А у меня окна на другую сторону, из них сквер не виден. И я все время нервничаю. Понимаете… Она же еще совсем маленькая. И потом, от нашего дома ей, чтобы дойти до школы, нужно дорогу переходить. А если от вашего дома идти, то дорогу переходить не надо.
– Я понял, – перебил ее Минаев. – Вы хотите поменяться.