* * *
Ответ на шифротелеграмму пришел через три дня и ничем Александра Семеновича не порадовал. Фразы были гладкие, казенные, привычные, ни глазу, ни уму зацепиться не за что. За время отбывания наказания Сауляк Павел Дмитриевич, 1951 года рождения, осужденный в марте 1994 года по статье 206, часть 3 УК РСФСР и приговоренный к двум годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима, ничем особенным не выделялся. С «отрицаловкой» не якшался, но и с администрацией не сотрудничал. Добросовестно трудился в пошивочном цехе, где осужденные создавали непревзойденные творения портновского дела – брезентовые рукавицы и палатки. Нарушений режима не допускал, посылок и писем не получал, на свидания к нему никто не приезжал. Вопрос об условно-досрочном освобождении им не ставился, но никаких особых оснований к этому и не было. Да, дисциплину соблюдал, но признаков того, что он осознал свою вину, раскаялся и искупил ее трудом, не наблюдалось. Замкнут, нелюдим, в контакт ни с осужденными, ни с представителями администрации не вступал. Сауляк был арестован 4 февраля 1994 года, соответственно срок лишения свободы исчислялся с момента заключения под стражу и 3 февраля 1996 года истекал.
Прочтя этот маловразумительный текст, генерал Коновалов пожал плечами. Он точно знал, что так, как написано, просто не бывает. Не может находящийся в колонии человек спокойно и мирно трудиться и ни с кем не конфликтовать и не контактировать. Либо его должна прикрывать администрация, либо он должен входить в группировку вокруг какого-нибудь лидера, в так называемую «семью». В любом другом случае конфликты и контакты неизбежны, и Сауляк должен был как минимум два-три раза дать в морду кому-нибудь, причем не слегка, а как следует, чтобы от него отстали, и получить за это пятнадцать суток штрафного изолятора, а то и все тридцать. Однако в ответе, пришедшем из колонии, было черным по белому написано, что нарушений режима за осужденным Сауляком не числится, а конфликтных отношений с другими осужденными у него нет, и это наводило Александра Семеновича на грустную мысль о том, что либо сотрудник оперчасти, составлявший ответ, ничего не понимает в своей работе, либо тут что-то нечисто. Пожалуй, Антон Минаев прав, за этим Сауляком нужно присмотреть.
Еще день ушел у Александра Семеновича на то, чтобы решить, какими силами попытаться прикрыть загадочного агента-хулигана. До 3 февраля оставалось семь дней. Не так уж много, чтобы как следует подготовить комбинацию, а ведь ее еще надо было придумать… И генерал Коновалов позвонил человеку, которому, как он считал, он мог доверять полностью. Он позвонил в Управление уголовного розыска ГУВД Москвы, начальнику отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями полковнику Виктору Гордееву.
* * *
Настя Каменская давно уже не мерзла так отчаянно, как в эту зиму. В течение нескольких предыдущих лет температура в зимние месяцы крутилась вокруг нуля, под ногами постоянно было сыро и слякотно, сапоги протекали, а форточки в помещениях можно было держать открытыми круглые сутки. В этом году природа опомнилась и решила показать, что такое зима, чтобы народ не забывал.
По утрам Насте было холодно вылезать из-под одеяла, и это только добавляло ей страданий, потому что вообще утренний подъем был для нее мероприятием трагическим, особенно если за окном еще было темно. Вскочив с постели, она бежала на кухню, зажигала газ во всех четырех конфорках, после чего мчалась в ванную и становилась минут на десять-пятнадцать под горячий душ, ожидая, когда организм соизволит проснуться, а в кухне станет тепло. Каждый день, стоя под обжигающими струями воды, она думала об одном и том же: «За что мне это? Почему я должна так мучиться? Я так хочу лечь, у меня закрываются глаза, у меня подгибаются ноги, я ничего не соображаю, у меня кружится голова. Я не могу вставать в половине седьмого, я не могу, я не могу!» Но точно так же каждый день она выходила из ванной, наливала себе чашку крепкого кофе и стакан ледяного сока, и уже через четверть часа жизнь казалась ей вполне сносной, а недавние горестные причитания – глупыми и пустыми. Самыми тяжелыми были первые минуты после подъема, и нужна была недюжинная сила воли, чтобы их пережить и не сломаться. Почему Настя Каменская была так устроена, никто не знал, но все привыкли, в том числе и она сама.
Сегодня она стояла под душем и в соответствии с заведенным порядком отчаянно жалела сама себя, когда из-за двери послышался голос мужа:
– Тебе гренки жарить на завтрак?
– Не надо, – ответила она страдальческим голосом.
– А что хочешь? Яичницу?
– Ничего не хочу. Хочу умереть.
– Понятно, – усмехнулся за дверью Алексей. – Значит, гренки. Кончай придуриваться, на кухне уже тропическая жара.
Она выключила воду и сразу почувствовала, как хорошо прогретая ванная начала наполняться холодным воздухом, коварно вползающим из-под двери. Настя торопливо вытерлась, завернулась в длинный теплый халат и метнулась в сторону кухни, где ее ждало спасительное тепло.
– Везет же некоторым, – с шутливой завистью пробормотала она, вонзая зубы в сочный кусок поджаренного белого хлеба с расплавленным сыром. – И на работу с утра пораньше бежать не надо, и встают по утрам как на праздник, без слез и мучений.
– Ага, – подтвердил муж, – везет же некоторым с мужьями. Терпеливые, любящие, и встают по утрам, чтобы завтрак жене приготовить, и по магазинам ходят, и с тяжелым характером супруги мирятся. Почему у тебя есть такой муж, а у меня такой жены нет?
– Выбирать не умеешь, – пожала плечами Настя. – За те пятнадцать лет, что ты меня домогался, ты вполне мог бы подыскать себе что-нибудь получше. Кто ж виноват, что ты уперся рогом – и ни в какую, подавай тебе меня. Между прочим, а ты чего вскочил в такую рань? Ты же вроде бы собирался сегодня дома работать.
– Я и сейчас собираюсь. Тебя, лентяйку, пожалел, встал, чтобы тебе завтрак приготовить.
– Спасибо, солнышко, я ценю, – благодарно улыбнулась Настя. – Когда вам обещали зарплату выплатить?
– Нам не обещают, нам ее молча не выплачивают, – хмыкнул Алексей. – Как в ноябре не заплатили, так и молчат по сей день. А что, у нас намечаются проблемы?
– Еще не знаю, но вполне возможно. Нам тоже за январь не заплатили, но по крайней мере обещают со дня на день. На вчерашний день у нас с тобой было триста тысяч в заначке, неделю мы проживем на них, а потом что будем делать?
– Асенька, не забивай ты себе этим голову, – поморщился Алексей. – На этой неделе у меня четыре платные лекции, а на следующей – три. Протянем.
– Лешик, но из-за того, что тебе не платят зарплату с ноября, мы с тобой прожили твой последний учебник, просто съели его с первой до последней страницы вместе с введением, заключением и обложкой. Мы с тобой как-то неправильно живем, у нас нет стратегии, как зарабатывать деньги и как их тратить. Ты ведь помнишь, мы планировали отложить гонорар за этот учебник на годовщину свадьбы, чтобы поехать куда-нибудь. Завтра мы проедим твои лекции, а что мы будем делать послезавтра, если ни тебе, ни мне денег не дадут? Начнем продавать подарки, которые ты мне дарил?