— Если верить слухам, — добавила матушка.
— Да она как-то раз из обычной тыквы настоящую карету сотворила!
— Показуха, — махнула рукой матушка Ветровоск. — Представляешь, приезжаешь ты на бал, а от тебя воняет тыквенным пирогом. А все это дело с хрустальным шлепанцем? Крайне опасная затея.
— Но однажды она такое выкинула! — увлеченно продолжала нянюшка, не смущаясь тем, что ее пытались перебить. — Целый замок на сотню лет усыпила, пока не… — Она замешкалась. — Чего-то не припомню. Там то ли розовый куст был замешан, то ли прялка… В общем, принцесса должна была потрогать… Нет, перепутала. Не принцесса, а принц. Точно, принц.
— Принцесса должна была потрогать принца? — смущаясь, уточнила Маграт.
— Да нет… Он должен был ее поцеловать. Очень романтично, да? Вот такая она была, Черная Алиссия. Во всех ее заклятиях была этакая романтика. .. А больше всего она любила знакомить девушек с лягушатами.
— Но почему вы ее называете Черной Алиссией?
— Из-за ногтей, — сказала матушка.
— И из-за зубов тоже, — добавила нянюшка. — Очень сладкое любила. А жила она в самом настоящем пряничном домике. Закончилось все тем, что дети, мальчик и девочка, засунули ее в топку ее же печки. Вот оно как в жизни бывает…
— Так вы намерены напустить сон на целый замок? — спросила Маграт.
— Да не усыпляла она никакие замки! — отрезала матушка. — Сказки это все, — прибавила она, косясь на приятельницу. — На самом деле она просто-напросто расшевелила время. Что; кстати, очень просто делается. Все в жизни через это проходят. Время — оно как резинка. Можно растянуть, можно отпустить, как кому нравится.
Маграт уже открыла рот, чтобы заявить, мол, вздор все это, время есть время, а каждая секунда длится ровно секунду, для этого-то время и существует, это его работа…
А затем ей вспомнились пролетавшие вихрем недели и вечера, гнетущие своей неподвижностью. Минуты превращались в часы, а некоторые часы истекали так быстро, что никакого течения она не замечала…
— Но ведь это просто игра воображения, — проговорила она. — Людское восприятие…
— Так и есть! — гаркнула матушка. — А как иначе? На нем все и основывается. И что это меняет?
— Только гляди не прыгни сразу на сто лет, — предупредила нянюшка.
— Самое хорошее число — пятнадцать. Круглое вдобавок, — задумчиво проговорила матушка. — Нашему парнишке без малого восемнадцать будет. Нашлем чары, разыщем его, направим куда следует, чтобы он явился по зову судьбы в замок, и все потом будут жить-поживать и добра наживать.
Маграт сочла за лучшее не оглашать свое мнение по этому вопросу. Лично она всегда считала, что о судьбе легко размышлять, а вот когда та действительно нужна, до нее ни в жизнь не докличешься.
Нянюшка Ягг щедро плеснула в свою чашку еще яблочного бренди.
— Все выйдет просто замечательно, — пробормотала она. — Хоть пятнадцать лет спокойно поживем. Если я ничего не путаю, тебе, после того как заклинание скажешь, еще надо будет успеть облететь замок до первых петухов.
— Да я не о том, — ответила матушка. — Пятнадцать лет нам ждать нельзя. Нельзя, чтобы Флем пятнадцать лет страной правил. Иначе соображать надо. Нет, я тут надумала все королевство на этот срок сдвинуть. — И матушка одарила своих подруг лучезарным оскалом.
— Что, весь Ланкр?
— Ага.
— На пятнадцать лет вперед сдвинуть?
— Ну да.
Нянюшка бросила взгляд на матушкино помело. На совесть сработанное устройство, сделанное на века, хотя с разгоном имеются некоторые сложности. Но у всякой вещи есть свой запас прочности.
— Не получится, — заявила нянюшка. — На все королевство его не хватит. Тебе же придется лететь до самого Пудренного пика, а потом обратно — до Гробоемного перевала. Просто магии не хватит.
— Не бойся, я и об этом подумала, — успокоила матушка. И снова лучезарно осклабилась. Зрелище было жутковатое. Потом поделилась своим планом.
Спустя минуту, когда ведьмы разошлись выполнять каждая свое задание, торфяная пустошь опустела и окунулась в безмолвие, нарушаемое разве что писком летучих мышей да нерешительным шебуршанием ветра в кустиках вереска.
Затем из ближайшей торфяной топи донеслось натужное бульканье, и очень медленно, окидывая ландшафт крайне недоверчивым взглядом, увенчанный мочалом сфагнума, из трясины появился трусливый обелиск.
Прогулка удалась. Поначалу Грибо полагал, что его новый знакомый вознамерился отнести его к Маграт Чесногк, однако тому, как видно, вздумалось сбиться с тропинки и поплутать немного по темной чащобе. Места, в которые они забрели, Грибо всегда считал заповедными. То была холмистая местность, испещренная множеством замаскированных ямок и маленьких, но очень злобных топей, покрытых туманом даже в самый погожий день. Грибо частенько наведывался сюда в расчете на то, что какой-нибудь приблудный бедняга-волк решит укрыться здесь на денек-другой.
— Где это видано, чтобы кот не мог сам найти дорогу домой? — процедил Шут. И вполголоса выругался.
Эту гнусную тварь требовалось доставить в дом нянюшки Ягг, который находился всего в нескольких улицах от замка, едва ли не в тени его стен. Но Шуту вдруг захотелось предъявить спасенную жертву взору Маграт, которую, как он полагал, это зрелище непременно вдохновит. Она же ведьма, а ведьмы всегда питали к кошкам слабость. В общем, она растает и, может, пригласит его на чашечку чая, а потом…
Он угодил ногой в очередную залитую водой рытвину. Под его стопой что-то яростно затрепыхалось, и Шут, ойкнув, отскочил в сторону. Прямо на шляпку некоего гриба с огромными полями.
— Слушай, котик, — сказал Шут. — Может, ты все-таки слезешь с меня? Найдешь тропинку, что ведет домой, а я за тобой следом пойду. Представители семейства кошачьих обладают способностью хорошо ориентироваться в темноте и безошибочно находить кратчайшие пути к месту своего обитания, — заявил он с тоской в голосе и медленно поднял руки.
Грибо, в качестве дружеского предупреждения, попытался было запустить когти в его ладони, но, к вящему своему изумлению, убедился, что латные рукавицы не восприимчивы к некоторым душевным порывам.
— Хороший мой котик, — пробубнил Шут, опуская кота на землю, — хороший котик, ну иди же, покажи мне, где наш домик… Наш, мой, твой, чей угодно…
Кошачья улыбка постепенно истерлась. В траве теперь сидел самый обыкновенный кот — ужасный как с улыбкой, так и без оной.
Кот потянулся и натужно зевнул, дабы скрыть свое разочарование. «Хороший котик» — не самая лестная характеристика для его зловещей репутации, тем более сейчас они находились посреди его излюбленного охотничьего места. Грибо шмыгнул в ближайший подлесок.
Шут уставился в чащобную смурь. Ему вдруг пришло в голову, что если раньше он и любил леса, то любовь эта явно страдала безвредной созерцательностью. Приятно было сознавать, что леса рядом, в двух шагах, на расстоянии вытянутой руки, однако леса воображаемые отнюдь не то же самое, что леса реальные, в которых случается заблудиться. В лесах воображаемых было куда больше огромных, красивых дубов и намного меньше колючего кустарника. На деревья, населяющие подобные леса, лучше всего любоваться днем, когда они не корчат тебе из темноты злобные гримасы и не цепляют длинными ветками. Воображаемые деревья — это гордые властелины леса. Здесь же деревья смахивали на злобных карликовых гномов, увешанных плющом и утыканных древесными поганками.