Гримма же ответила, что над этим надо еще подумать.
На что Масклин возразил: таков, мол, обычай — девушке делают предложение и она выходит замуж. Так всегда было.
Но Гримма не согласилась, заявив, что теперь все по-другому.
Он пожаловался на нее матушке Морки. Надеялся, старуха его поддержит. Уж кто-кто, а матушка Морки чтила традиции. Он сказал: «Матушка, Гримма своевольничает».
И что же? Она заявила: «Ну и правильно делает. Как жаль, что мне в молодости не приходило в голову своевольничать».
Масклин пожаловался Гердеру, и тот полностью с ним согласился: да, это никуда не годится, девушки должны поступать так, как им велят.
Вот и хорошо, обрадовался Масклин и попросил аббата поговорить с Гриммой. Но тот отказался, заметив, что у Гриммы трудный характер, что, возможно, стоит немного повременить и что вообще времена переменились.
Времена переменились. Что правда, то правда. И произошло это во многом благодаря ему, Масклину. Кто, как не он, пытался заставить всех думать по-новому, когда пришлось покинуть Магазин? Перемены были необходимы. Перемены были благотворны. Он всей душой ратовал за перемены.
Лишь бы только все не менялось до неузнаваемости.
В углу стояло его копье. Каким жалким казалось оно… теперь! Простой осколок кремня, привязанный к деревянной палке веревкой. Номы привезли из Универсального Магазина пилы и прочие инструменты. Они жили уже не в каменном веке, а в железном.
Какое-то время Масклин разглядывал свое копье. Потом взял его и вышел из дому, чтобы на свободе поразмышлять о разных вещах и своем отношении к ним. Иначе говоря, погрустить вволю.
Старая каменоломня находилась на склоне холма, за нею начинался крутой, поросший травой подъем, который венчали заросли ежевики и боярышника. На другой стороне холма раскинулись поля.
Вниз от каменоломни сквозь низкорослый кустарник шла узкая дорога, ведущая к шоссе. А чуть дальше, параллельно шоссе, проходила железная дорога — так именовались две узкие, длинные металлические полоски, укрепленные на массивных деревянных брусьях. По ним время от времени двигались вереницы каких-то ящиков, очень похожих на кузова грузовиков, только длинных и сцепленных между собой.
Номы еще не успели освоиться с железной дорогой, но инстинктивно угадывали таящуюся в ней опасность, поскольку всякий раз при приближении железнодорожного состава на подходящей к ней автомобильной трассе опускался специальный заслон. Номы знали, для чего нужны заслоны. Их, например, ставили вокруг пастбищ, чтобы овцам было не так-то просто выбраться оттуда. Следовательно, в данном случае заслон служил для того, чтобы поезд не мог соскочить с рельсов и помчаться по дорогам для автомобилей.
За железной дорогой снова стелились поля, потом их сменяло несколько песчаных карьеров — отличное место для рыбалки, если, конечно, кому-то из номов вздумалось бы вдруг порыбачить, — а оттуда было уже рукой подать до аэропорта.
Летом Масклин часами наблюдал за самолетами. Он заметил, что сначала они катятся по земле, а потом резко взмывают вверх, точно птицы, постепенно становясь все меньше и наконец исчезая из виду.
Это зрелище всегда повергало Масклина в тревожные раздумья. Масклин уселся на свой любимый камень и под накрапывающим дождиком принялся размышлять. В последнее время его одолевало множество разных мыслей, но одна из них была самой тревожной.
Номам предстоит отправиться туда, ввысь, где летают самолеты. Так сказал ему Талисман, когда он еще разговаривал с Масклином. Номы переселились сюда с неба. Вернее, с той самой вышины, которая выше неба. Вообще-то это было трудно себе представить, поскольку всякому ясно, что выше неба находится опять-таки небо. И теперь им предстоит вернуться туда. Таков их… эх, запамятовал слово… кажется, оно начинается на «ж». Жеребий? Вот-вот: жеребий. Когда-то номы обитали в своем собственном мире. А потом попали сюда. Но — и это тревожило Масклина больше всего — тот самый космический корабль, самолет, на котором номы когда-то летали выше неба, все еще где-то существует. Первые номы покинули его и, пересев в корабль поменьше, спустились на Землю, но этот маленький корабль разбился, и они не смогли вернуться назад.
Масклин был единственным, кто знал об этом.
Старый аббат, предшественник Гердера, тоже знал. Гримма, Доркас и Гердер кое-что слышали, но им некогда было об этом думать, у них, с их практическим складом ума, было и без того слишком много дел.
«Все вокруг заняты только обустройством, — размышлял Масклин. — Кончится тем, что мы превратим каменоломню в свой маленький мир, как когда-то это произошло с Магазином. Прежде номы думали, что крыша — это небо, а теперь мы считаем небо крышей. Кончится тем, что мы останемся здесь и…»
По дороге, ведущей к каменоломне, тащился грузовик. Масклин давно уже смотрел на него, но в упор не замечал — у него просто в голове не помещалось, откуда здесь мог взяться грузовик.
— На посту никого не было! Как это понимать? Я ведь распорядился, чтобы кто-нибудь постоянно вел наблюдение!
С полдюжины номов пробирались к воротам каменоломни сквозь заросли сухого папоротника.
— Сегодня очередь Сакко, — оправдывался Ангало.
— Ничего подобного! — прошипел Сакко. — Помнишь, ты вчера попросил меня поменяться с тобой, потому что…
— Мне все равно, чья сегодня очередь! — закричал Масклин. — На посту никого не было! А надо, чтобы кто-нибудь был! Ясно?
— Извини, Масклин.
— Да, извини, Масклин.
Они вскарабкались на обочину дороги и растянулись на земле, укрывшись за пучком жухлой травы.
Грузовик был небольшой, так, не грузовик даже, а грузовичок. Приехавший на нем человек вылез из кабины и направился к воротам.
— Это «лендровер», — не без гордости сообщил Ангало. Перед Большой Гонкой он перечитал все книги об автомобилях, какие имелись в Магазине. Автомобили были его страстью. — Это не совсем грузовик. Он служит в основном для перевозки людей…
— Этот тип что-то прикрепляет к воротам, — перебил его Масклин.
— К нашим воротам, — с неудовольствием заметил Сакко.
— Странно, — сказал Ангало.
Незнакомец побрел назад к машине. Двигался он, как и все люди, медленно и тяжело, будто спал на ходу. Грузовик развернулся и с ревом умчался прочь.
— Ну и ну, ехать в такую даль лишь для того, чтобы прилепить к воротам клочок бумаги, — проворчал Ангало, поднимаясь на ноги. — В этом они все.
Масклин нахмурился. Эти великаны и вправду не отличаются особым умом, но в них есть какая-то непререкаемость и, судя по всему, ими правят клочки бумаги. В один прекрасный день на стене Универсального Магазина появилась бумажка, извещавшая о том, что он подлежит сносу, — и точно, так оно и случилось. Как только появляются люди с бумажками, жди беды.