С его стороны это было очень галантно.
Морвенна подняла идеально выщипанную бровь. Она будто не слышала слов Артуро.
— С вашего позволения, — произнесла она убийственным полушепотом. — Кажется, у меня начинается мигрень. Прошу вас, угощайтесь. Я попросила Лили поухаживать за вами. Приятного аппетита.
Она повернулась и похоронным шагом удалилась в прихожую.
Тишина стояла еще несколько секунд, пока не закрылась кухонная дверь и все не удостоверились, что Морвенна действительно ушла. А потом, словно по сигналу, раздался вздох облегчения.
Первой заговорила одна из студенток-азиаток.
— Может, поставим мясо обратно в духовку? — робко предложила она. Это было первое, что она сказала с тех пор, как появилась в доме.
Но блондинка из Австралии уже вскочила на ноги с мятежным видом.
— Матерь Божья. И что нам с этим делать — похоронить, что ли? Я точно это есть не буду. Джек, у нас тут система «все включено», мы же так договаривались? Трехразовое питание и альтернативное вегетарианское меню. Так было написано в твоей замечательной маленькой брошюрке. Простая, но здоровая пища — вот за что я заплатила.
Все повернулись к Джеку.
Из трупа на овальном подносе потекла кровь. По одному из обуглившихся почерневших ломтей тянулась тонкая полоска сигаретного пепла, подчеркивая уязвимость и ранимость обнаженной мякоти.
Джек почувствовал, как в животе заурчало от голода и пивных пузырьков.
— Пицца, — произнес он после недолгого раздумья. — Мы вернемся в мастерские и закажем пиццу.
Все поднялись на ноги.
Теперь от свободы их отделяла лишь Лили Ховард, которая с дерзким видом стояла в дверях, упершись руками в бедра и зажав в мясистом кулаке половник с дырочками.
Джек добродушно улыбнулся.
— Ну и молодежь нынче пошла, а? — проговорил он со всей беззаботностью, на которую только был способен. — Все одинаковые, не знают, что для них хорошо, что плохо. Знаете что, Лили, возьмите сколько хотите мяса, угостите домашних.
Через час Джек и все остальные сидели на диване и креслах в летнем домике, уминая сэндвичи и чипсы и запивая их диетической колой, которую Артуро притащил из гаража. Оказалось, что пиццерия «Бонанза Большого Боба» закрыта по воскресеньям.
Пока они копались в гараже, студентка-азиатка купила несколько экземпляров «Санди Ньюс» и застенчиво попросила Джека дать автограф, чтобы она могла послать журналы домой, семье. Он с радостью согласился.
— Эта женщина, она думает, вы очень хороший, очень особенный человек, — весело произнесла девушка.
Джек улыбнулся и кивнул, сжимая в руке ручку. То, как девушка смотрела на него из-под длинных темных ресниц, то, как нежно зарделись ее бледные щеки, заставило его почувствовать себя добрым и сильным — настоящим героем. Ему обязательно нужно выяснить, кто эта Лиз Чэпмен. Ужасно жаль, что он не помнит, кто она такая. Но, если подумать, разве трудно разыскать репортера?
* * *
Майк приехал к Лиз домой почти в десять. Клер давно ушла, а мальчики, Джо и Том, сразу же завалились в кровать, оставляя за собой вереницу помятой одежды, кроссовок и рюкзаков. Они галдели, но явно валились с ног.
— Можете принять душ с утра… — закричала она вслед их удаляющимся спинам.
Прибираясь за ними, Лиз испытала настоящее спокойствие. Звуки их голосов, их присутствие делали дом живым и целым, как ничто другое.
— Извини, что так поздно, — совершенно неискренне произнес Майк. Лиз наткнулась на него на кухне. — Возникла маленькая проблема, но тебе нечего беспокоиться. Мне сюда никто не звонил?
— Нет, а что, должны были? — удивленно спросила Лиз. — С какой стати кто-то должен тебе сюда звонить, если, конечно, ты сам не дал им мой номер? Ты что, так и сделал?
— Сделал что?
— Дал кому-то мой номер?
Майк посмотрел на нее так, будто она выжила из ума.
— Что, слишком сложный вопрос? Ты давал кому-нибудь этот номер или нет?
Он повел плечами, рассеяв ее опасения.
Лиз глубоко вздохнула.
Пока она укладывала мальчиков, Майк успел расположиться на кухне перед переносным телевизором и сейчас качался в одном из ее кресел. Ее раздражало, что приходя к ним он начинал слоняться по дому, будто все еще был частью ее жизни. По большому счету, если не обращать внимания на внешние приличия и вежливость, Лиз понимала, что Майк глубоко возмущен тем, что ему приходится платить за что-то, чем он не может воспользоваться.
Она поставила корзину с бельем рядом со стиральной машиной и принялась загружать ее грязной одеждой. Кому он дал ее телефон?
— Я поставил чайник, — кинул Майк через плечо, даже не удосужившись повернуться. — По дороге домой купил детям по бургеру и картошку фри. Классные выходные. Мы поехали кататься на картингах в Норвич, потом купались… — Он выдержал паузу, ожидая, как она отреагирует, но она ничего не сказала. Тогда он спросил:
— А ты как? Чем вы с Клер занимались, пока я возился с малышней? Чем-нибудь важным, наверное?
Майк не сумел скрыть уничижительной интонации. Ему всегда удавалось подчеркнуть: то, что он делает, куда значительнее для семьи, чем все ее дела. С тех пор как они разошлись, Майк всем своим поведением показывал, что, забирая мальчиков на выходные, он делает Лиз особое одолжение, а вовсе не выполняет отцовскую обязанность.
Лиз протянула ему чашку кофе, хотя знала, что он любит чай. Она могла высказать Майку очень многое, но знала, что имеет смысл подождать, пока они не обсудят другие, более простые вещи. Он начал терять бдительность, ослабляя защитную броню.
Они играли в эту игру большую часть супружеской жизни, и даже сейчас, когда все было кончено, она понимала, что по большому счету между ними ничего не изменилось.
Все их разговоры несли скрытый смысл, каждое слово, каждая фраза были продуманы и произнесены с целью напомнить о каком-то прошлом событии. Поэтому лучше всего продвигаться медленно. На протяжении всего их брака, в течение многих лет Лиз частенько было трудно разобраться, поступает ли она хорошо или плохо, правильно или неправильно, весело ей или грустно. В лабиринте их отношений можно было наткнуться на заплесневелые лужи и глубинные воды, скрывающие хитрые ловушки и бездонные ямы, в которые легко было угодить, если проявить неосторожность.
— Я видел в «Санди Ньюс» твою статью об этом парне, художнике. Хорошая статья, даже очень; похоже, ты еще не окончательно утратила хватку, — заявил Майк, размешивая сахар в кофе. Последовала короткая, но значительная пауза, без которой его фраза не прозвучала бы столь эффектно. — И насколько хорошо ты его знаешь, этого Сандфи?
Лиз передернуло. Даже теперь, когда они развелись, он вел себя как собака на сене.