Возвышающиеся перед ними Твари, спеша отступить с их дороги, сбивали друг друга с ног.
Саймон посмотрел на посох, на Эск, на Тварей и снова на посох.
— Эту мысль стоит как следует обдумать, — неуверенно сказал он. — И понять, как все действует.
— Думаю, ты быстро разберешься.
— Ведь ты утверждаешь, что настоящая сила — это когда ты выходишь за пределы магии…
— Однако это работает.
Они остались одни на холодной равнине. Виднеющиеся вдали Твари походили на фигурки, составленные из спичек.
— Интересно, не это ли имеют в виду, когда говорят о чудесниках? — спросил Саймон.
— Не знаю. Возможно.
— Мне бы очень хотелось понять, — повторил Саймон, вертя в руках посох. — Мы могли бы провести кое-какие эксперименты, ну, скажем, по намеренному неиспользованию магии. Могли бы не рисовать на полу октограмму, специально не вызывать разных демонов и.., меня аж пот прошибает, когда я об этом думаю!
— На твоем месте я бы сейчас думала о том, как нам попасть домой, — сказала Эск, глядя на пирамидку.
— Что ж, предполагается, что это мое представление о мире. Значит, я же и отыщу путь отсюда. Как ты там исчезала посох?
Он свел руки. Посох проскользнул между ними. Между пальцами Саймона вспыхнул свет, затем все пропало. Юный волшебник усмехнулся.
— Прекрасно. А теперь нам стоит поискать Университет…
* * *
Напролоум прикурил от окурка третью самокрутку. Эта последняя сигарета была многим обязана созидательной силе нервной энергии и потому весьма смахивала на верблюда с отрезанными ногами.
Несколько минут назад посох поднялся с тела Эск и опустился в руки Саймона.
Теперь он снова взмыл в воздух.
В зал успело набиться множество волшебников. Библиотекарь сидел под столом.
— Если бы мы имели хоть малейшее представление о том, что происходит… — пожаловался в пространство Напролоум. — Я не вынесу этого напряжения.
— Думайте о хорошем, — посоветовала матушка. — И потушите эту чертову сигарету. Вряд ли кто захочет возвращаться в помещение, где воняет, как в дымоходе.
Все собравшиеся в зале волшебники как один выжидающе повернулись к Напролоуму.
Он вынул изо рта дымящуюся самокрутку ц со свирепым взглядом, встретить который не осмелился ни один из его коллег, раздавил окурок ногой.
— Мне все равно пора бросать курить, — заметил он. — Это касается и всех вас. Иногда здесь такая вонь стоит, что не понять, ты в пепельнице или где.
Тут он заметил, что посох…
Позднее Напролоум утверждал, что посох вроде как быстро-быстро закружился, оставаясь в то же время полностью неподвижным.
В разные стороны полетели струи газа — если, конечно, это был газ. Посох сверкал, словно комета, созданная неопытным разработчиком спецэффектов. С него срывались разноцветные искры, пропадающие в неизвестном направлении.
А еще он менял цвет — начав с темно-красного, посох постепенно перебрал весь спектр и закончил ослепительно ярким фиолетовым. По всей его длине вспыхивали змейки белого огня.
(“В языке просто обязано быть слово для слов, которые звучат так, как звучали бы явления, если бы последние производили звук, — подумал Напролоум. — Слово “сиять” действительно маслянисто поблескивает, а “вспыхивать” звучит точь-в-точь, как выглядят ползущие по горящей бумаге искры, или так, как ползли бы по земле огни городов, если бы всю цивилизацию сжали в одну ночь”.) Аркканцлер догадывался, что должно случиться.
— Осторожно, — прошептал он. — Сейчас он перейдет…
В абсолютной тишине, в той тишине, которая впитывает в себя все звуки и немилосердно душит их, посох полыхнул чистым октариновым светом.
Восьмой цвет, порождаемый прохождением света сквозь сильное магическое поле, пронизал тела, стеллажи и стены. Остальные цвета расплылись и смешались, словно октариновый свет был стаканом джина, вылитым на акварельное изображение мира. Облака над Университетом засверкали, заклубились, принимая захватывающие, неожиданные формы, и устремились вверх.
Наблюдатель, сидящий сейчас над Диском, увидел бы, как крошечный клочок земли неподалеку от Круглого моря вдруг вспыхнул, точно драгоценный камень.
Тишину комнаты нарушил стук дерева о дерево — это посох свалился на стол и несколько раз подпрыгнул.
Кто-то еле слышно произнес: “У-ук”.
Напролоум наконец-то припомнил, зачем человеку даны руки, и поднес пальцы туда, где, как он надеялся, еще находились его глаза. Все было погружено в кромешную тьму.
— Здесь.., есть кто-нибудь? — спросил он.
— О боги, вы не представляете, как я рад, что вы это сказали, — отозвался чей-то голос.
Тишину внезапно взорвал гомон множества людей, — Мы все еще там, где были?
— Не знаю. А где мы были?
— Думаю, здесь.
— Вы можете вытянуть руку?
— Только в том случае, если буду абсолютно уверена, до чего именно я дотронусь, уважаемый, — откликнулся голос, однозначно принадлежащий матушке Ветровоск.
— Пусть все разом вытянут руки, — приказал Напролоум и едва подавил панический вопль — вокруг его щиколотки сомкнулась ладонь, похожая на теплую кожаную перчатку.
Он услышал удовлетворенное “у-ук”, которым говорящему удалось выразить облегчение и просто-напросто радость от прикосновения к собрату-человеку или, в данном случае, антропоиду.
Что-то чиркнуло, и вспыхнул благословенный свет — это один из волшебников на другом конце зала раскуривал сигарету.
— Кто это сделал?
— Простите, аркканцлер, сила привычки.
— Да курите вы сколько хотите.
— Спасибо, аркканцлер.
— По-моему, я вижу очертания двери, — сообщил чей-то голос.
— Матушка?
— Да, я определенно вижу…
— Эск?
— Я здесь, матушка.
— А мне можно курить, господин?
— Мальчик с тобой?
— Да.
— У-ук.
— Я тут.
— Что происходит?
— Все замолчите!
Обычный свет, медлительный и не раздражающий глаза, осторожно вернулся в библиотеку.
Эск поднялась и села, задев при этом посох, который покатился под стол. Она почувствовала, как что-то сползает ей на нос, и подняла руку.
— Минуточку! — Матушка бросилась вперед, схватила девочку за плечи и вгляделась в ее глаза. Спустя некоторое время она облегченно вздохнула и, поцеловав Эск, сказала:
— Добро пожаловать назад.