– Кто вы?
– Я – Наполеон Бонапарт, а это мой младший друг, первый бас Мариинского театра – Федор Шаляпин.
– Вы – монахи! – сурово отмел мои шутки шибко умный сержант. Сам видит, и сам спрашивает…
– Истинно, сын мой. Монахи мы.
– Зачем идете в замок?
– Мы слышали, у вас скоро война?
– Да, – радостно осклабился страж.
– Ну вот, должен же вас хоть кто-нибудь отпевать.
– Пошли вон! – взорвались солдаты у ворот. – Еще беду накаркаете, длиннорясые.
– Что?! – в свою очередь возмутился я. – А ну, кто тут хочет отправиться в бой без Божьего благословения? Щас всех от церкви поотлучаю на фиг!
– Ладно, идите, – смирился сержант.
Я прошел спокойно, но Лия все-таки внесла свою лепту, пнув костылем прислоненную к воротам алебарду. Тяжелое оружие рухнуло, крепко приложив грубияна обухом по затылку. Солдаты было повернулись в нашу сторону, но…
– Это его Бог наказал! – наставительно отбрила белобрысая язва, указывая пальцем в небо. Желающих еще раз спровоцировать гнев Божий не оказалось.
Итак, для начала неплохо. Мы трое проникли в замок Твердь.
Да, ребятки всерьез взялись за антиправительственный путч… Все вокруг буквально гудело от предвоенного напряжения. Громыхали, как минимум, две кузницы. Плотники под навесом выстругивали и оперяли стрелы, здесь же строились катапульты. Посредине двора опытные рубаки обучали тыканью копьем новобранцев. Ржали кони в переполненных конюшнях, повсюду сновали вооруженные люди, пестрели флаги, толпились крестьяне, доставляющие фураж и провиант. Я дал Жану приказ вступить в регулярное войско, пусть разведает настроение масс. А мы с Лией шныряли взад-вперед, изучая обстановку, и прикидывали, с какого конца начать партизанские действия. Особого внимания не привлекали, хотя других монахов видно не было. Похоже, духовенство пускалось в замок неохотно, но нам сейчас это было на руку. Настоящие служители церкви разоблачили бы нас в одну минуту. К обеду во двор выкатили целый воз свежеиспеченного хлеба и две бочки пива. Кормят негусто. Однако Лия ухитрилась стащить двойную порцию. К трапезе вышел сам пан Юлий. Он горделиво красовался на высокой лестнице второго этажа, в красном костюме, отороченном мехом, коротких расшитых сапогах и с секирой, висящей на поясе. Отвисший живот придавал ему солидность. Мою метку на лбу прикрывала большая бархатная шляпа с пером, низко надвинутая на брови.
– Дети мои! Великий час настал! Завтра на рассвете мы выступим против беззаконного правления самозваного короля Плимутрока. Я сам поведу вас в последний и решительный бой! Я такой же, как вы. Я хочу, чтобы мои дети имели все, мои родители безбедно дожили до старости, моя семья наконец заняла достойное место в этом мире.
Все слушали молча, стараясь не чавкать. Одна лишь Лия тихо комментировала речь пана Юлия уточняющими вопросами:
– Ну, себе-то он много чего наобещал, родственникам тоже, а народу?
– Мы возьмем у короля то, что по праву наше. Поделим согласно заслугам и заживем счастливо!
– Ага. Понятно, что самая большая заслуга у пана. Что же достанется остальным? И этот лозунг «Отнять и поделить!» кажется очень знакомым, милорд…
– Где наши традиции? Где наша литература, искусство, музыка? Все растеряно, распродано, разворовано! Где наше национальное достояние?! Чего ждать, когда сам король носит иноземное имя? Я! Я! И только я знаю истинный путь в мое царство светлой жизни…
– Факт! Мне кажется, как дорога в Ад вымощена благими намерениями, так и дорога в светлое царство пана Юлия вымощена костями доверчивых душ.
– Ладно, не так громко, – попросил я.
На нас уже подозрительно поглядывали. Мы сделали вид, что бормочем молитвы, и принялись размашисто осенять себя крестами. Сработало. Вплоть до самой темноты мы совали свой нос, куда только могли, пытаясь найти какую-то слабину в обороне замка. Увы… остановить военную машину без кровопролития не представлялось возможным. Тем более что сроки поджимали. Выступление войска было назначено на завтра. Для соблюдения конспирации мы были вынуждены благословлять всех желающих, а религиозных людей в замке оказалось предостаточно. Согласно ранней договоренности, Бульдозер нашел нас ночью за конюшней. Парень с ног до головы был разодет в цвета панской гвардии с гербом пана Юлия и соответствующе вооружен.
– Меня приняли в отряд телохранителей. Я поборол двоих приближенных пана Юлия. Милорд, у меня такое впечатление, что всерьез никто не хочет воевать, но почему-то подчиняются бредовым идеям своего господина. Нас всех учили подчиняться вышестоящим, хотя сильно сомневаюсь в том, что после братоубийственной войны может наступить царство света и добра.
– Нам тоже так показалось. В общем, вся проблема в этом сионском шляхтиче.
– Табуреткой по маковке, и нет проблемы! – с ходу предложила Лия.
– Не выйдет. Там, кроме меня, еще человек двадцать личных охранников.
– Ну и что? Милорд их всех поубивает! Ты ведь знаешь, какой он страшный, когда сердится. Сразу такое лицо… Кошмар полуночный!
– Лия… Имей в виду, пугать людей, гримасничая, как Луи де Фюнес, я не намерен. И вообще, – неожиданно для самого себя обиделся я, – если ты не прекратишь изводить меня постоянными оскорблениями, то… иди отсюда, мы и без тебя справимся!
– За что? – едва не заплакала она. – Я же… я как лучше хочу…
Мы втроем напряженно замолчали. Тьфу, черти полосатые! Нашли время ссориться…
– Ладно, давайте по существу. Жан, ты обнаружил что-нибудь подходящее для многоплановой диверсии?
– Нет, лорд Скиминок. Завтра утром мы оденем пана Юлия в походные доспехи, и войска двинутся вперед. Они намерены победоносным маршем двинуться прямо на Ристайл, сметая на пути деревни и села. Столицу, конечно, не захватят, сил маловато, но если здесь действительно появлялся Локхайм… Боюсь, что, когда Плимутрок разобьет мятежника, на поредевшую армию короля обрушатся отряды Темной Стороны. Мы все равно не остановим войну.
– Плохо. Лия? Ты часа два гуляла самостоятельно, неужели тоже ничего нет?
– Ничего, милорд. Я очень старалась. Я даже в подвалы влезла в поисках подземных ходов, несущих скал, подпочвенных вод… Вышла оттуда с больной головой – кроме вони ничего нет.
– Верно, – поддержал Бульдозер, – ребята из охраны даже шутили, будто бы замок пана стоит на тухлых яйцах.
– Забавно… А что, неужели так сильно пахнет?
– Здесь во дворе почти не чувствуется, но в замке… На нижних этажах хоть нос зажимай.
– Может, склад продуктов испортился? – Что-то билось у меня в голове, какое-то решение давно валялось на поверхности, а я его не видел. Вернее, не чувствовал. Запах тухлых яиц… Какой дурак будет хранить в подвалах такое количество яйц да еще давать им тухнуть? Кажется, в китайской или корейской кухне это сошло бы за деликатес, но у сионской шляхты…