Охранник послал долгий взгляд на неприметную дверь в конце холла, за которой располагался кабинет Верестникова, «государство в государстве», как часто называли его сотрудники. Это две смежных комнаты, одна из которых представляла собой что-то среднее между приемной и баром. За подковообразной стойкой можно было перекинуться парой-тройкой слов с секретаршей, мастерицей по части безалкогольных коктейлей.
Его два дня не было на работе – устал и, сославшись на дела семейные, эти дни провел с семьей. А сегодня Коротков встретил полковника анекдотом: «Пилот с парашютом идет в хвост самолета, открывает люк и на вопрос пассажиров: „Что случилось?“ отвечает: „Проблемы на работе“. От него ничего нельзя было скрыть. Как и от охранника. Он стал свидетелем того, как мастерица готовила ему отнюдь не безалкогольный коктейль. По этой причине он не стал докучать шефу.
Охранник снял трубку телефона и связался с приемной Короткова. Переговорив с секретарем, он заполнил графы в журнале и выдал посетителям гостевые магнитные карты.
– Второй этаж, – объяснил он. – Поднимитесь по лестнице – и направо. Пройдите, пожалуйста, через металлодетектор. Металлические предметы выложите на стойку.
– Спасибо, – поблагодарил его Сергей, когда процедура проверки была завершена.
Широкая лестница с белоснежными перилами была устлана красной ковровой дорожкой. Настолько стерильной, что, казалось, обитатели этого здания порхали над ней.
Приемная Короткова находилась далеко от его рабочего кабинета, по сути дела, в холле, в который привела Марка и его спутницу широкая лестница. Необычно и стильно, подметила Катя, переключив внимание на секретаря, женщину лет тридцати пяти в строгом костюме серого цвета. Она поздоровалась, дежурно улыбнувшись, и связалась по селектору с боссом. И Катя, и Марк ожидали услышать ответ Короткова по громкой связи, но здесь царили свои порядки. Секретарь, больше похожая на референта, указала рукой на застекленные наполовину двери:
– Юрий Петрович сейчас примет вас. Плащ можете оставить здесь, – она сделала еще один жест в сторону пары массивных дубовых вешалок.
Марк принял ее предложение. Повесив плащ на вешалку, он открыл дверь и пропустил даму вперед. Они пошли просторным коридором, по правой стороне которого им встретились еще две комнаты с закрытыми дверями, типично служебные. И еще одна дверь, высокая и широкая, гостеприимно распахнутая. Катя успела шепнуть Марковцеву:
– Хоть намекни, какой у тебя план.
Сергей опередил ее на шаг и первым вошел в кабинет. Огромный кабинет, пол которого покрывали около десятка персидских ковров, а по углам стояли стилизованные под напольные канделябры торшеры. Сергей и Катя остановились посреди кабинета, в нескольких шагах от рабочего стола с изящно изогнутыми ножками, и переглянулись: хозяина в кабинете не было. Марк, оценивая богатую обстановку, бросил взгляд на то, что уже просилось называться обилием: на дверь. Она не сливалась со стеной, но создавала впечатление имитации, создавая еще больший уют и навевая мысли о скором приходе гостей. Или хозяина. «Скорее всего Коротков сейчас наблюдает за гостями, стоя за дверью», – предположил Марковцев.
Появление директора «Фирмы» было предсказуемым, но все равно Марк выставил ему за прием высший балл. Так встречают, по крайней мере, равных себе. В деловом английском костюме он походил на премьера и нес на лице такую располагающую улыбку, которая дается лишь с годами или после утомительных тренировок перед зеркалом. Улыбка была русской – Коротков не оголял по-американски зубы.
Марк сделал шаг ему навстречу. Они обменялись рукопожатиями.
– Хороший кабинет, – сделал Марк комплимент, демонстративно пробежав глазами по лепнине.
– Да, – подтвердил Коротков, продолжая дружески улыбаться, и заложил руки за спину. – Но вы видели кабинеты и богаче. Вы из мэрии? – спросил он, приглашая гостей пройти в комнату отдыха, демонстрируя максимум открытости. – Мне передали, вы представляете совет по реконструкции Москвы, – продолжил он, плотно закрыв дверь.
– По центру Москвы, – конкретизировал Марковцев, принимая предложение присесть за низкий продолговатый стол, сервированный яблоками. И был вынужден осмотреться и в этой комнате, которая лишь немногим уступала рабочему кабинету. С зеркалами, в которых отражались включенные торшеры и отсветы неработающей люстры, она была светлее, но отдавала прохладой.
Коротков нахмурил лоб, более внимательно вглядываясь в гостя.
– Мы с вами раньше нигде не встречались?
– Нет, – покачал головой Сергей. – Я бы запомнил.
– Странно… Но лицо ваше мне знакомо. Еще раз назовите вашу фамилию…
На Короткова накатила волна слабости. Она имела одно сильное качество. Подобные волнения всегда предшествовали стычкам и были знакомы ему еще с детства. С годами он научился выигрывать, зачастую с крупным счетом.
Только сейчас Коротков пристально вгляделся в спутницу Марковцева. Она округлила глаза, как будто собралась противостоять гипнозу, и с трудом опустила их; словно искала спасенье у Марковцева, посмотрела на него, дав полюбоваться на свой профиль генералу Короткову. Несомненно, ее лицо тоже показалось ему знакомым. С толку его сбили светлые волосы, тяжесть туши на ресницах, тени на веках; она показалась ему типичной спутницей, «тупой секретаршей», которые нередко сопровождают чиновников в их рейдах. Лично они не встречались, но генерал видел ее на снимках в ее личном деле. Екатерина Майорникова.
Улыбка стерлась с лица генерала. Он переместил руку, которой, опираясь на подлокотник, словно подпирал подбородок, и тронул пальцем губу. Его поза говорила: «Вот оно что…» Он усмехнулся, совсем неожиданно для себе припомнив эпизод из кино про легендарного советского разведчика Кузнецова. Тот проник в кабинет немецкого генерала, а потом похитил его и увез в Москву. «Кажется, увез», – думал сбитый с толку российский генерал. Эпизод из кино стал ширмой, за которой шло настоящее приготовление к защите. Он отчего-то смотрел на руки Марка, как будто поменялся с ним ролями и ожидал взятки.
Теперь это был другой человек, не тот, который был готов решить любые вопросы с чиновником из правительства Москвы. Так быстро перемениться в лице не смог бы даже самый одаренный артист. Нос заострился, как будто по нему прошелся инструмент для заточки. И лицо стало желтым. Его потемневшие глаза говорили: «Ну и что дальше?» В его взгляде даже можно было прочесть снисхождение. Он был готов встать и, сопровождая слова жестом, выгнать этих людей. Генерал впервые столкнулся с такой наглостью. Она не влезала ни в какие рамки. Все это отгораживало его от реальной опасности. Он смотрел на Марка и видел в нем человека, который выдал себя за чиновника. Но перед ним сидел человек, который убивал и по заказу, и по приказу, и согласно собственным убеждениям.
Он не согласовывал дальнейшие действия с внутренним голосом. Это был редкий случай, когда генерал не знал, что делать. На его лице снова появилась та самая улыбка, которая растрогала бы и младенца. Ею он встречал гостей, ею же и прощался. Он встал, машинально застегивая пиджак, и дождался, когда встанет первый из двух. Этим человеком оказалась Катя. Ей генерал подал руку и пожал сильно, как мужчине, как бы давая понять, что она ввязалась в мужские игры и они еще не закончены. Он давал им шанс. И озвучил свои мысли: