Гриневич вернулся через пять минут с несколькими пачками долларов, одну за другой положил их в кейс. Романов вынул из кармана разноцветные паспорта и бросил их поверх денег. Только после этого закрыл крышку и щелкнул замками.

– Бедный Реми, – усмехнулся Гриневич. – Ты мог облегчить себе работу, попросив у меня его адрес. Кстати, как ты вышел на него?

– Через Розовского.

– Неправда. Розовский ни разу не контактировал с Реми, и сам Реми не пошел бы на сделку с ним, не посоветовавшись со мной. Почему ты убил Розовского?

– Чтобы он не сдал нас. Он был в шаге от этого. Вы же не раз думали над тем, что вам теперь помощники ни к чему. – Романов попросил лист бумаги и написал реквизиты банка и номер своего лицевого счета. – Деньги переведите на этот счет.

– Михаил Стимер, – прочитал имя Гриневич. – Теперь я знаю одно из твоих имен.

– Но не знаете двух других.

– Но узнал бы, если бы сам обратился за помощью к Реми, – покивал Гриневич. – Я понял твое преимущество: ты решил с самого начала действовать самостоятельно.

– Скорее, не хотел пойти по стопам Вихляя и Паниных. Кстати, для работы мне могут понадобиться их посмертные снимки. Отсканируйте их и перешлите файлы на мой почтовый ящик. Я напишу адрес.

– Скажи честно, Костя, ты мне не доверяешь?

– Верить мешает двойное дно вашей фирмы, – откровенно ответил Румын, отдавая Гриневичу свой электронный адрес.

– Что еще тебе мешает?

– Вы, Алексей Викторович. Как человек с двойным дном. Но меня это задевает только краем. Я не вашего расположения добиваюсь, я работаю. За деньги.

4

Как и в прошлый раз, его до ворот проводил Феликс. Костя пожал ему руку. Обернулся, пройдя полсотни шагов, и помахал ему рукой. Он точно знал, что старик будет смотреть ему вслед. Почему? Может, за эти дни он приобрел особую притягательность?..

Костя не попрощался с еще одним человеком, хотя видел его всего один раз. Но чувствовал: она ждет его. Он решил побаловать себя сладким, пока родители не видели.

Вот здесь он встретил Марибель, трепал за ушами ее пса и словно слышал ее: "Тебе нужен день, чтобы завоевать мое сердце. День, чтобы заманить меня в кровать. День, чтобы бросить меня. Тебе нужен час, чтобы забыть меня. Сколько тебе нужно, чтобы найти другую?"

– Два дня...

Странная женщина. Она ничуть не стеснялась себя, своих слов, того, что немного переиначивала Хуана Тенорио. Она пожимала плечами на вопрос: "Тебе вина или кофе?" Ей было все равно, она выпила бы и того, и другого... но только из любимых рук.

Костя так и представлял ее дом с белоснежным фасадом, уютный и чистый, без пылинки. Днем во дворе вывешены для просушки половые коврики, вечером они занимают свои места в доме. Спрингер лежит на своем коврике возле будки и косит краем глаза на хозяйку. Он любит ее, потому не бегает по двору и не поднимает пыль. Он не любит попугая, который обзывает его дураком, и боится, что вскоре его покой нарушит помесь лошади и осла... Что-то неуловимо безмятежное обитало здесь, что-то похожее на сказку.

Они лежали в кровати. Марибель пощипывала его рыжеватую бородку и изредка бросала: "Терпи".

– Я раздумала заводить мула. Я хочу велосипед с моторчиком. – Она перевернулась на живот и, утопив подбородок в своих мягких ладонях, продолжила: – Когда мне было шесть лет, отец купил мне велосипед с моторчиком. У нас не было машины. Но у меня был свой транспорт. Это было так здорово... Мне нравилось кататься вокруг парка аттракционов. Дети головы сворачивали, глядя на меня. Подо мной грохотал мотор, а под ними даже не ржали деревянные лошадки.

Костя слушал ее и улыбался. В этой красивой горячей испанке он нашел свое второе дыхание. Кто-то называет такое состояние хорошей обратной связью. Риск и осторожность. Середину найти невозможно. Но создать точку между ними необходимо. Это точка отрыва в ту или другую сторону.

Второе дыхание. Он нашел его на голой вере.

Марибель встала с кровати, набросила на плечи халат. Мягко ступая с половичка на половичок, она остановилась у плиты. Налив воды и насыпав в турку кофе, она поставила ее на газ. Глядя, как пенится вода, она передавала любовнику свои ощущения, задавая вопросы:

– Ты готовишь покушение? Выходит, это правда? Боже, как интересно. – Она перешла на тон ярой поклонницы Романова. – Клянусь богами, Ромми, я еще пару дней назад ощутила себя твоей сообщницей.

И еще одна клятва:

– Я бы поменялась с тобой местами. Я не знаю, кто ты, что знаешь ты, но пройти по твоим следам для меня – выше счастья.

Романов подошел сзади, обнял ее за плечи, тронул губами ее мочку уха. Она запрокинула голову и дала поцеловать себя в губы. Долго не позволяла Косте оторваться от них.

Сегодняшней ночью она изучала не нового партнера, а свои новые чувства – через него и через себя.

Вот знакомый момент – как дежавю, и он заставляет ее замереть, напрячься, вскрикнуть, расслабиться. Целая серия схожих моментов.

Она любила его ушами, слушая незнакомую речь, изрезанную ее двумя испанскими именами – Мария-Исабель. Ее имя походило на ватерлинию, которую то заливало водой, то осушало...

Она протянула Косте чашку:

– Кофе.

– Спасибо, – улыбнулся он. – Почему себе не приготовила?

– Мне нужно выспаться. Ты уйдешь, а я лягу спать. – Она прижалась к нему. – Ты хороший любовник, Ромми. Мне все понравилось. Кроме одного: вряд ли ты бесплоден. Но вынослив – это точно. Считай, ты прошел тест на выносливость. Я и раньше хотела продать попугая, но теперь его цена резко возросла. Он нахватался таких звуков... Иногда я буду "включать" его. Да и соседи вряд ли захотят продавать свои дома.

Она отстранилась от Кости и посмотрела ему в глаза:

– Ты хотел оставить у меня кое-что из своих вещей. Если это то, о чем я думаю... – улыбнулась Марибель.

Костя вынул из сумки пистолет.

– Он тоже стреляет? – спросила женщина.

– Ага.

– Беру. Я беру его. – Она держала в руках тяжелый "марк" и молчала. Лишь спустя минуту или две сказала: – Если ты вернешься не скоро, не жди теплого приема. Наверное, я буду сердита на тебя. Мне придется отвыкнуть от твоих рук, губ, глаз, а потом снова вспоминать, привыкать. Поверь, это тяжелый труд. Я трижды прошла через это.

Романов долго не мог привыкнуть к такому общению. Честно признался себе, что более продолжительные взаимоотношения такого рода утомили бы обоих, его в первую очередь. И он дал очень точное имя этой женщине – Женщина-отпуск, Женщина-уикенд. Женщина, которую ты всегда ждешь и которая всегда приходит.

Он поцеловал ее в губы и вышел из дома. Обернулся и увидел ее силуэт, словно отпечатавшийся на матовом стекле двери. Он махнул ей рукой. Она... ответила: подозвала его жестом руки.