— И кто же он?
— Джордж Сорос. Самый удачливый биржевик в истории мировых фондовых рынков. На спекуляциях с акциями он заработал десятки миллиардов долларов.
— Ты серьезно?! — захлопала она глазами.
— Абсолютно! — подтвердил Дмитрий. — Он написал книгу, в которой заявил, что чем выше пост, занимаемый человеком в инвестиционной компании, тем меньше он способен принимать правильные решения… И еще Сорос признался, что часто делал вложения, реально не представляя, во что это выльется. По его словам, он настолько не верит в существующие теории поведения цен на фондовом рынке, что даже не полностью знаком с ними. Правда, у него есть своя собственная…
— Кошмар! — воскликнула Варя, однако в голосе ее слышалось не осуждение, а восхищение. — Теперь твой бизнес мне нравится еще больше. Твои коллеги по натуре должны быть авантюристами.
— Возможно.
— А ты?
— В какой-то степени.
— Тогда зачем ты коришь себя за то, что бросил все дела и отправился со мной в эту поездку?!
— Я не корю себя.
— Коришь. Но ты поступил очень логично. И то, что все это сделано ради меня, сводит с ума! — Он никогда не видел, чтобы женщины с такой любовью, с таким восторженным блеском в глазах смотрели на него. — Пойдем, — она встала и решительно потянула Дмитрия за руку. — Пойдем, пойдем…
Они вышли из бара и поднялись на верхнюю палубу. Над головой горели мириады неправдоподобно больших звезд, а в темном море за кораблем тянулся белый, пенный след. Было около трех часов утра и на палубе не видно было ни единого человека. Кто-то из членов команды уже успел выставить ровными рядами шезлонги, которые днем пассажиры разбросали как попало, и сложить у поручней тонкие маты.
Варя подвела Дмитрия к одной из таких стопок и слегка толкнула на нее. Он сначала сел, а потом, повинуясь сильным, нетерпеливым рукам, лег на спину. Прямо перед его глазами текла сверкающая река Млечного Пути.
— Что ты хочешь делать? — спросил он.
— Молчи! — приказала Варя.
— Может быть, нам стоит спуститься для этого в каюту?
— Это было бы так банально, — сказала она, расстегивая ему рубашку. — Мы сделаем это здесь, под луной. Ты запомнишь эту ночь на всю жизнь.
Прохладный ночной воздух холодил у него те места на груди, на животе, к которым Варя прикасалась своими влажными губами. Но это придавало ее ласкам лишь большую остроту.
В последующие два дня они совершили еще немало подобных сумасбродств. И на чопорном, зажиточном Родосе, с громадной, серой и очень необычной для греческого острова средневековой крепостью. И на выжженном солнцем Крите, где гиды утверждали, что несколько узких траншей на руинах Кносского дворца — это и есть тот самый Лабиринт, в котором обитал Минотавр, питаясь самыми красивыми афинскими юношами и девушками. Услышав эту легенду, Варя немедленно захотела, чтобы Дмитрий тоже утащил ее в подземелье, но в конце концов удовлетворилась любовью в соседней оливковой роще.
И совсем уже фантастической была ночь, когда они плыли от Крита к Санторини, высоко вознесенному над морем вулканом. Именно на этом острове, куда теплоход пришел рано утром в понедельник, Есехин узнал из выпуска новостей «Си-Эн-Эн», что неделя началась с еще более кошмарного обвала котировок на всех фондовых биржах Юго-Восточной Азии. А по мере продвижения солнца на запад, паника охватывала все новые и новые страны и финансовые рынки.
Теперь уже не было никакой надежды, что все как-нибудь обойдется. Дмитрий пытался дозвониться до Москвы и сказать Максу, чтобы тот продавал все принадлежащие «Ист-Вест-инвесту» акции по любым ценам. В такой ситуации надо было спасать хоть что-то. Однако посредине Эгейского моря его мобильный телефон просто не работал.
Так что Есехину осталось лишь с горькой иронией размышлять о том, что все повторяется: сначала как трагедия, затем — как фарс. Когда-то вулканический Санторини породил гигантскую волну, смывшую минойскую цивилизацию на Крите. Сейчас же на этом острове Дмитрий переживал гибель своей финансовой компании.
До Афин теплоход плыл всю следующую ночь. И только во вторник утром Дмитрий и Варя вылетели в Москву. В офисе «Ист-Вест-инвеста» Есехин оказался около трех часов дня. Однако все худшее уже произошло.
Позднее этот день газетчики назвали «черным вторником» российского фондового рынка. Котировки вели себя так, словно и не было их предыдущего падения. Они катились вниз, как сорвавшийся с кручи камень, а акции некоторых компаний подешевели на сорок-пятьдесят процентов.
В офисе Есехина встретил Бершадский. Тот бросил семью на острове Бали и с двумя пересадками, потратив на дорогу почти сутки, прилетел в Москву. О мытарствах Ильи говорила густая щетина и мятый костюм, а от его обычной ироничности не осталось и следа.
— Так поступают только последние свиньи!! — закричал он на Дмитрия. — Ты не только себя, но и всех нас сделал нищими!
К концу октября, после целой недели бесчинств, финансовый кризис взял небольшой тайм-аут. Но к этому моменту российский фондовый рынок представлял собой удручающую картину. По нему словно прошли орды Мамая: везде слышались стоны смертельно раненных инвестиционных компаний, рыдания потерявших деньги клиентов, отовсюду тянуло трупным запахом и гарью пепелищ.
Однако при всей свой беззащитности перед финансовыми катастрофами, стихийными бедствиями, эпидемиями и различными другими напастями человек остается неисправимым оптимистом. Даже неизлечимо больной, он все равно радуется жизни и строит планы на будущее. Поэтому стоит ли удивляться, что как только немного рассеялся дым пожарищ, едва цены на акции перестали падать и постояли несколько дней, пусть и на самом низком за последний год уровне, газеты сразу же запестрели сначала робкими, а потом все более и более уверенными прогнозами специалистов о том, что у отечественного фондового рынка сохраняются неплохие перспективы и его возрождение начнется очень скоро.
А председатель федеральной комиссии по ценным бумагам в пространном интервью «Известиям» заявил даже, что нет, мол, худа без добра: так как фондовые рынки в Юго-Восточной Азии «сильно перегреты» или, проще говоря, так как акции большинства компаний этого региона сильно переоценены, о чем ясно свидетельствуют события на Гонконгской бирже, то западные инвесторы обязательно оттуда уйдут и начнут искать новые, быстро развивающиеся рынки. Следовательно, их деньги неизбежно придут в Россию. Получалось, что можно было просто лежать на диване, плевать в потолок или пить водку — в любом случае те, кто вложил деньги в отечественные ценные бумаги, были обречены на скорое и невиданное обогащение.
Трудно сказать, чего в этом заявлении было больше: глупости или преднамеренной лжи? Возможно, чиновник, чье ведомство несло ответственность за нормальную работу фондового рынка, но оказалось совершенно беспомощным уже при первых ударах финансовой стихии, просто хотел приукрасить ситуацию. Однако многие пострадавшие от кризиса люди ему поверили. Да и что еще им оставалось делать?